Михаил петрович погодин. Погодин михаил петрович Практическая значимость работы

Сергей Лабанов, Москва

23 ноября исполняется 205 лет со дня рождения русского публициста, редактора, историка и идеолога патриотического, монархического направления мысли, одного из создателей знаменитой триады “Православия. Самодержавия. Народности” М.П. Погодина (1800-1875). В сегодняшнем лишённом твёрдых нравственных ориентиров обществе, существует потребность выработки устойчивой национальной идеологии. В этом отношении фигура М.П. Погодина представляет для нас особый интерес.

К сожалению, до последнего времени имя Погодина предаваема забвению. До сих пор не изданы его основные сочинения, как публицистического, исторического характера, а также стихи, драмы и историческая проза. Но кроме этого, он сегодня нам интересен как идеолог русского национального развития, выразившего суть национальной идеи.

Он родился в семье крепостного, управляющего Московскими домами П.А. Салтыкова, отпущенного им на волю в 1806 году. Первое образование получил дома, выучившись грамоте у домашнего писаря. С 1814 г. – в Московской губернской гимназии. Окончив гимназию первым студентом, поступил на словесное отделение Московского университета (1818), где наибольшее влияние на него оказали проф. Р.Ф. Тимковский, И.А. Гейм и особенно А.Ф. Мерзляков.

Интерес к немецкой литературе стимулировал и сближение его с Ф.И. Тютчевым. Сам Ф.И. Тютчев в меру своих сил помогал становлению таланта Погодина. Дружба с Тютчевым способствовала сближению с его литературным наставником С.Е. Раичем, пригласившим его в декабре 1822 года в своё литературное общество. Кроме этого, он вместе с Тютчевым входил в общество любомудров и активно участвовал в нем.

Здесь он знакомится с московской литературной молодёжью и в частности с С.П. Шевырёвым, В.П. Титовым, которые вводят его в круг философско-эстетических интересов любомудров. При этом Погодин тяготеет к «шеллингианскому» крылу общества, воспринимая идеи немецкого философа применительно к эстетике и теории истории у И. Бахмана и Ф. Аста и оставаясь чуждым натурфилософии Ф. Шеллинга.

В конце 1825 года Погодин составил литературный альманах «Урания. Карманная книжка на 1826 г.» (1825), который призван был стать «Московским ответом» на декабристскую петербургскую «Полярную звезду» А.А. Бестужева и К.Ф. Рылеева. Погодину удалось привлечь к сотрудничеству А.Ф. Мерзлякова, Ф.И. Тютчева, Е.А. Боратынского, П.А. Вяземского, доставившего ему стихотворения А.С. Пушкина. Однако основу составили участники сборника и московские любомудры, т.е. здесь впервые был представлен круг литературных имён и эстетических устремлений, который характеризовал московскую литературу 1820-30-х годов.

Начиная с 1827-30-х годов, издавал журнал «Московский вестник», куда привлёк А.С. Пушкина. Несмотря на формальный неуспех, «Московский вестник» явился выражением круга идей, складывающихся в 20-е годы среди молодого поколения московских литераторов – своеобразного «московского романтизма», восприняв парадигму немецкого романтизма литературной теории и философии. Роль исторических материалов определялась шеллингианским пониманием истории как науки «самопознания» человечества и романтизма. Интересом к национальной истории программный характер имели «исторические афоризмы и вопросы» Погодина (1827), определившие его шеллингианские увлечения и стремление к философской «теории истории».

Без всякого сомнения, Погодин был одним из лучших и глубоких русских мыслителей, хранящих и развивающих наше русское своеобразие, и ставший вместе с Ф.И. Тютчевым одним из ярких выразителей русской имперской идеи.

По своему происхождению он являлся сыном крепостного крестьянина и, подобно своему тёзке М.В. Ломоносову, Михаил Петрович приехал в одну из столиц в поисках знаний. В 1841г. избран действительным членом Петербургской Академии наук. Творчество Погодина исключительно многогранно. Он автор ряда капитальных исторических трудов, исторической драмы «Марфа Посадница», ряда повестей, литературно-критических и других работ.

В центре интересов Погодина - исторические занятия. В начале 1830-х годов он сотрудничает в изданиях Н. Надеждина «Молва» и «Телескоп», помещая здесь помимо повестей и очерков разные заметки, а также статьи на актуальную польскую тему. По мысли Погодина, исполненная смуты и «безначалия» история Польши доказывает необходимость русского господства, однако вывод о важности изучения и популяризации польской истории, языка делал его позицию неоднозначной. В позиции Погодина отразились, видимо, также разговоры с А.С. Пушкиным.

Главную задачу истории Погодин видел в том, чтобы она сделалась «охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия». В публицистике 1830-х - начала 1850-х годов он твёрдо стоял на патриотических и консервативных традициях. Михаил Петрович вошёл в историю русской общественной мысли как сторонник идеологии официальной народности, представленной триединой формулой «Православие. Самодержавие. Народность», а также принимал активное участие в разработке данной теории.

Мировоззрение Погодина было очень эклектичным, в отдельных своих элементах попросту противоречиво несоединимым. В целом же его можно назвать демократическим монархистом. Выйдя из народа, болея за народ, мечтая об его освобождении от крепостного рабства и, с другой стороны, будучи совершенно чуждым аристократической элите и дворянской спеси, он тем не менее не был либералом и революционером. Подобно славянофилам, он развивал идею о добровольном призвании народом правителей (придерживался варяжско-норманской теории относительно первых русских князей), но если славянофилы подчёркивали, что народ, отдав власть, оставлял себе силу общественного мнения и совета, то Погодин, во многом также как и Ф.И. Тютчев, этот принцип забывал и полностью погружался в деятельность властей государства.

Значительная роль в разработке теории официальной народности принадлежала молодому Погодину. Кровная связь с народом и глубокое понимание русского Православия сделала русскую национальную идею особенно ему близкой. Представление об особом характере русской истории в сравнении с европейской было сформировано им в лекции, прочитанной им при товарище министра народного просвещения С.С. Уварова и полностью им одобренная.

Погрузившись в изучение русских летописей, Погодин убедился в глубоком отличии хода отечественной истории от западноевропейской. К подобным же мыслям пришёл и Ф.И. Тютчев, находясь в это время на Западе на дипломатическом поприще. В одном из своих выступлений, носящих во многом официальный характер, Погодиным была выражена суть русской народности. Вот как Погодин объяснял причину отсутствия в России законов и учреждений, подобных западноевропейским: «... Всякое постановление должно непременно иметь своё семя и свой корень... пересаживать чужие растения, как бы ни были они пышны и блистательны, не всегда бывает возможно или полезно».

Принятие Православия, развивающего «особую сторону веры», и добровольное «призвание варягов», положивших, в отличие от завоевания на Западе, начало русской государственности, предопределили специфический характер отношения верховной власти к нации и её роль во всех сферах жизни, в частности национальном просвещении.

По ряду вопросов (самостоятельность русского исторического процесса, роль Православия и некоторых других) взгляды Погодина были близки к воззрениям славянофилов.

Его воззрения были проникнуты идеей провиденциализма. Отечественная история представала наглядным примером руководящей роли Божественного промысла. Отечеству предрекалась блистательное будущее, при этом отмечая, что Россию ведёт «перст Божий... к какой-то высокой цели». Особое значение придавалось этническому единству населения империи, говорящего одним языком и исповедующего одну веру.

Идеи официальной народности Погодин пропагандировал и в дальнейшем - как в лекциях, так и на страницах печати. Однако, придерживаясь консервативных взглядов на государственное устройство России, учёный в то же самое время был убеждённым сторонником отмены крепостного права, и свою приверженность самодержавию основывал прежде всего на просветительской миссии, которую с ним связывал. И в этой связи позиции как М.П. Погодина, так и Ф.И. Тютчева стали предтечей учения о народной монархии, главным разработчиками которой позднее стали Л.Н. Тихомиров, В.В. Розанов, М.О. Меньшиков, И.А. Ильин, и, конечно, И.Л. Солоневич.

Важная составляющая историко-политической концепции Погодина - представление об общеславянских корнях русской истории и культуры, предопределившее сочувствие идеям «славянского возрождения» и формирование панславистских взглядов. Совершив в 1835 году поездку по Германии, побывав в Вене, он предоставил С.С. Уварову «Отчёт», в котором сообщал новости научной жизни Германии и рассказывал о встречах с «деятелями славянского возрождения» - В.Ганкой, Шафариком, В.Караджичем. Славянская тема становится значительной частью литературно-общественной деятельности Погодина.

Наконец, в последующем отчёте министру просвещения о новом заграничном путешествии 1839 года, им впервые была сформулирована новейшая панславистская доктрина. Дав очерк положения славян и Австрии, историк наметил программу славянского культурно-языкового «сближения», дополнив её политическими предположениями - о необходимости изменения политики в отношении Австрии и объединения славян под скипетром России.

После путешествия 1839 г. Погодин окончательно решился на издание «Москвитянина», получив «благословение» Жуковского и одобрение Гоголя, а официальное дозволение - благодаря поддержке С.С. Уварова (при активном участии ещё одного разработчика концепции официальной народности и друга юности С.П. Шевырёва). Название и концепция журнала отражали «москвофильские» взгляды Погодина.

В этом журнале Погодиным продолжалось пропагандирование идей официальной народности. Руководящие «Москвитянином» профессора-гуманитарии вдохновлялись мыслью о самобытности России, русской истории, русской народности и, протестуя против преклонения Западу, в полемическом порыве нередко переходили к преувеличениям и односторонностям.

Погодин (Михаил Петрович)

Историк, археолог и журналист (1800 - 1875). Отец его был крепостной "домоправитель" графа Строганова. Обстановка барского двора, искательство отца у знатных и богатых не остались без влияния на характер Погодина: он отличался большой практичностью, совмещавшуюся в нем с немалой долей сентиментальности, с одной стороны, и критическим умом, с другой. На 11-м году он был отдан на воспитание к типографщику А.Г. Решетникову, но скоро поступил в 1-ю московскую гимназию. Сентиментально-патриотическое настроение его находило поддержку в увлечении тогдашним театром, где царили трагедии Озерова, а также в знакомстве с , которую он приобрел на последние свои деньги. В Московском университете, куда Погодин поступил в 1818 г., он попал под влияние профессора теории поэзии Мерзлякова, запоздалого поклонника , Сумарокова и Державина. Летнее пребывание на учительской кондиции у князя Трубецкого было для Погодина некоторым противовесом этого влияния: здесь он познакомился с сочинениями Руссо, г-жи Сталь (о Германии) и Шатобриана. В университете начались складываться и ученые вкусы Погодина; он заинтересовался первоначальной русской деятельностью, вопросом о происхождении князей, а также вопросами общеславянской истории (перевел сочинения Добровского "О Кирилле и Мифодии"). Почти во всех своих взглядах он находил противника в лице тогдашнего профессора русской истории Каченовского, с которым вел сильную полемику и впоследствии, будучи уже его сотоварищем по профессуре. Окончив курс в 1823 г., Погодин через год защитил магистерскую диссертацию "О происхождении Руси", где явился защитником норманнской школы и беспощадным критиком теории хазарского происхождения русских князей, за которую стоял Каченовский. Диссертация эта была приветствована , с одной стороны, и специалистами-историками Шлецером и академиком Кругом - с другой. В своей диссертации Погодин обнаружил недюжинные критические способности. Планы его относительно будущности в это время еще не определились: он мечтает то о журнальной, то о педагогической деятельности, то об административной карьере. Его ходатайство о заграничном путешествии уважено не было. В комитете министров было решено, что "нет пользы посылать сего магистра в чужие края для окончания курса наук по нынешним обстоятельствам, а удобнее в университете дать то образование, которое правительству удобно будет". С 1826 г. Погодину было поручено читать всеобщую историю для студентов первого курса. Профессорская деятельность Погодина продолжалась до 1844 г. В 1835 г. он был переведен на кафедру русской истории, в 1841 г. избран в члены второго отделения Академии Наук (по русскому языку и словесности); был также секретарем "Общества Истории и Древностей Российских" и заведовал изданием "Русского исторического Сборника", где поместил важную статью "О местничестве". К концу профессорской деятельности Погодина относится начало издания им "Исследований, лекций и замечаний", на которых и зиждется, главным образом, значение Погодина как историка; здесь он всего больше обнаружил свой критический талант и меньше всего отрицательную сторону своего ума - чрезмерное пристрастие к фантастическим построениям. "Исследования" (7 томов), доведенные до татарского периода русской истории, и теперь служат одним из необходимых пособий для занимающихся специально древней историей. В это же время Погодин начал собирание своего "Древнехранилища", заключавшего в себе массу памятников, как письменных, так и вещественных, русской старины. Рукописная часть этого собрания, купленного позже Николаем I, хранится в настоящее время в Петербурге в Императорской Публичной Библиотеке и представляет много интереса для специалистов-историков. Погодин несколько раз бывал за границей; из его заграничных путешествий наибольшее значение имеет первое (1835), когда он завел в Праге близкие сношения с видными представителями науки среди славянских народностей: Шафариком, Ганкой и Палацким. Это путешествие несомненно способствовало сближению русского ученого мира со славянским. С 1844 г. специально-ученая деятельность Погодина замирает и возрастает только к концу его жизни. К 1860 г. относится его публичный диспут с Костомаровым по вопросу о происхождении русских князей. Прав в этом диспуте был скорее Погодин, что не было замечено публикой, интересовавшейся противниками как представителями известных общественных партий, а не как учеными-исследователями. В конце жизни Погодин вел полемику по тому же вопросу с Д.И. Иловайским. В 1872 г. им была издана "Древняя русская история до монгольского ига", не прибавившая ничего к его славе. На ученых трудах Погодина не отразилось то философское настроение, которое охватило Московский университет в 30-х и 40-х годах: сильный как специалист-исследователь, Погодин был слаб как мыслитель. Совмещая увлечение Шеллингом с патриархальной московской закваской, Погодин в своих взглядах держался так называемой теории официальной народности и примыкал, вместе с профессором , к партии, защищавшей эту теорию аргументами немецкой философии. Свои взгляды он проводил в двух издававшихся им журналах: "Московском Вестнике" (1827 - 30) и "Москвитянине" (1841 - 56). Первому пришлось бороться с колоссом русской журналистики начала 30-х годов, "Московским телеграфом". Почти исключительно литературный по содержанию, "Московский Вестник" был зачастую чересчур учен по тону и потому, несмотря на участие Пушкина, полного успеха не имел. Другой журнал Погодина, "Москвитянин", имел программу более политического характера. Здесь нашло прибежище начавшее обособляться в то время от общегегельянских увлечений славянофильское направление. Славянофилам пришлось работать здесь вместе с защитниками теории официальной народности, со стремлениями которой они имели лишь чисто внешнюю близость, влагая в формулу ее совершенно иной смысл и защищая ее другими средствами. В истории науки имя "Москвитянина" связано с полемикой против теории родового быта, представителями которой были и . Критика крайностей этой теории удалась Погодину больше, чем оценка положительных сторон ее. "Москвитянин" выдвигал на очередь общеславянские вопросы и отстаивал право западнославянских народностей на национальную свободу, в то время, когда, по словам К.Н. Бестужева-Рюмина, "модным убеждением было мнение, что австрийский жандарм есть цивилизующее начало в славянских землях". Недостаток философского образования и внешние неблагоприятные условия не дали Погодину выработаться в мыслителя и общественного деятеля, на роль которого он претендовал. Любовь к знанию и природный ум сделали его видным историком-исследователем, с несомненным значением в русской историографии. См. "Биографический Словарь профессоров Московского университета" (Москва, 1855; полный свод фактических данных до 1855 г.); "Историческая записка Императорского московского археологического общества за первые 25 лет его существования" (М., 1890; биография Погодина принадлежит здесь перу а); Бестужев-Рюмин в "Биографиях и характеристиках" (очень живая, полная метких замечаний, характеристика); Н.П. Барсуков "Жизнь и труды М.П. Погодина" - наиболее полный свод всего относящегося до самого Погодина, заключающий в себе массу интересных данных вообще для истории того времени (труд далеко еще не кончен).

М. Полиевктов.

Погодин Михаил Петрович (1800—75),

рус. историк, писатель, публицист, преподаватель Моск. ун-та (с 1825); ред. «Московского вестника» (1827-30), «Москвитянина» (1841-56). Интенсивно общался и переписывался с А. С. Пушкиным. С кон. 30-х гг. - деятель правого крыла славянофильства. Экзаменовал Л. по истории при поступлении в Моск. ун-т (см. ЛН, т. 45-46, с. 249). Первому курсу П. читал историю средних веков; судя по результатам экзаменов, Л. уделял лекциям П. больше внимания, чем др. предметам. Л. был 9 мая 1840 в доме П. на именинном обеде в честь Н. В. Гоголя и читал там отрывки из «Мцыри». В «Москвитянине» были опубл. критич. разборы произв. Л., во многом полемич. характера; в мае 1841 Л. передал П. (через ) стих. «Спор» для публикации в журнале. Мотивы лермонт. демонизма не встречали сочувствия у П. (очевидно, в силу его религ. убеждений). В 1846, полемизируя с , П. нарочито карикатурно излагал его т.з. на творч. судьбы Пушкина и Л.:«Пушкин начал было хорошо, и встретился с демоном, но испугавшись отошел от него прочь, и тем испортил все дело, а Лермонтов с ним подружился, и сделался первым поэтом» («Москвитянин», 1846, ч. III, №5, с. 165). В 1848 к аналогичному изложению П. добавил, что саму идею разных «встреч» поэтов с демоном заимствовал у Ж. Занд (там же, 1848, ч. IV, № 8, Критика, с. 43-44). В 1843 Ив. Бецкий приобрел в Харькове для коллекции П. «рукописи собственноручные Лермонтова»; в собрании П. имелся портрет Л., копия, написанная Кеппеном (утрачена).

Лит.: Барсуков Н. П., Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 1-22, СПБ, 1888-1910 (по указат. в т. 22); Корсаков Д. А., Погодин, в кн.: Рус. биографич. словарь, т. 14, СПБ, 1905; Бродский (5), с. 236-41; Гиллельсон (3); Заславский И. Я., Автографы Л. в ред. «Молодика», в кн.: Сб. Ленинград.

М. Ф. Мурьянов.

Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. - М.: Сов. Энцикл., 1981.

Погодин Михаил Петрович

Русский историк, писатель, журналист, академик Петербургской АН (1841). Сын крепостного, отпущенного на волю в 1806. В 1821 окончил Московский университет, где защитил магистерскую диссертацию "О происхождении Руси" (1825), в которой выступал с позиций норманской теории. Примыкал к "любомудрам". В 1826-44 профессор Московского университета, сначала всеобщей, с 1835 - русской истории. В 1827-30 издавал журнал "Московский вестник", в 1841-56 совместно с - "Москвитянин". Выступал в 20-30-е гг. с критикой историка М. Т. Каченовского и "скептической школы". Изучал древнерусскую и славянскую историю, был близок к славянофилам. Им установлены источники Начальной летописи (см. "Повесть временных лет"), изучены причины возвышения Москвы, выявлена постепенность в закрепощении русского крестьянства. Признание самобытности русской истории было основой научных взглядов П., который считал невозможным осмыслить русской исторический процесс и сделать из этого какие-либо выводы и обобщения. П. был историком официального направления и главную задачу истории видел в том, чтобы она сделалась "... охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия...". Бытовые повести П. "Нищий", "Чёрная немочь", "Невеста на ярмарке" и др. (вошли в его книги "Повести", ч. 1-3, 1832) давали достоверную картину жизни крепостных, купцов, мещан, но были лишены глубины художественного обобщения. П. - автор исторической драмы "Марфа Посадница" (1830). Публицистика П. в 30-х - начала 50-х гг. носила реакционный характер; в литературном движении 40-х гг. занимал консервативные позиции; вёл борьбу с натуральной школой, в ряде вопросов выступал против

Погодин, Михаил Петрович

Филолог, историк, археолог и коллекционер, журналист и публицист, беллетрист и драматург, переводчик с разных языков на русский и издатель множества книг, родился в Москве 11-го ноября 1800 г., умер там же 8-го декабря 1875 г. Сын крепостного дворового человека графа И. П. Салтыкова, его "домоправителя", и внук крепостного крестьянина графа Чернышева, П. принадлежит к разряду "русских самородков", являясь носителем природных свойств великорусского племени, разнообразных и противоположных одно другому: ширь натуры соединялась в нем со скопидомством и тонким денежным расчетом, щедрость мирилась со скупостью, "себе на уме" шло об руку с сердечностью, задушевностью и откровенностью, добродушие - с хитростью, грубость нрава и привычек - с деликатностью чувства, неряшливость в обработке научных вопросов - с мелочной педантичностью в детальных и библиографических разысканиях; сознание своих ученых достоинств уживалось у него с преклонением перед сильными мира, П. был религиозен, но религиозность его была также на великорусско-московский лад, приближаясь к "древлему благочестию" и заключаясь в преданности обрядовому ритуалу, который не был одухотворен широким и глубоким пониманием христианства. Столь же типически-великорусскими являлись у Погодина и политические убеждения. Его нельзя считать ни консерватором, ни реакционером, ни легитимистом, ни националистом - все эти западноевропейские политические определения к нему не подходят; он был сторонником русского политического строя в том виде, как этот строй сложился жизнью, историей и исповедовал триединые начала русской самобытности: православие, самодержавие и народность. Поэтому он тяготел к единокровным и частью единоверным нам славянским племенам и изучал их язык, быт и историю; но П. не был славянофилом: его ум был ум практический, чисто великорусский, чуждый теоретическим построениям, чем, наоборот, в особенности отличались славянофилы. - Более всего и всего плодотворнее П. занимался русской историей, которой посвятил всю многолетнюю свою ученую деятельность; но в русской истории, как и в жизни, он не был теоретическим мыслителем. Русскую народность П. знал и любил, как плоть от плоти своей, кость от костей своих. Он видел в ней остатки старины и увлекался этими остатками: он жил прошлым родной страны, инстинктивно стремясь к этому прошлому: вот где следует искать ключ к его поклонению перед русской историей, которая для него являлась миром чудес и исключительных особенностей.

До десятилетнего возраста П. обучался дома, и уже в эту раннюю пору жизни в нем стала развиваться страсть к учению; знал он в то время одну лишь русскую грамоту и с жадностью прочитывал "Московские Ведомости", тогдашние журналы: "Вестник Европы" и "Русский Вестник" и переводные романы. С 1810 по 1814 год П. воспитывался у приятеля своего отца, московского типографщика А. Г. Решетникова; здесь учение пошло систематичнее и успешнее, но в эти четыре года произошло общеисторическое событие, расстроившее, наряду со всеми обитателями Москвы, все житье-бытье семьи Погодина и произведшее на мальчика глубокое впечатление. Разумеем злосчастный 1812 год, когда дом отца Погодина погиб в пламени московского пожара, и семья Погодиных должна была искать спасенья, вместе с другими жителями пылавшей первопрестольной столицы, в одном из провинциальных городов средней России. Погодины перебрались в Суздаль. С 1814 по 1818 г. П. обучался в Московской, тогда единственной, губернской гимназии, а с 1818 по 1821 год в Московском Университете, по словесному отделению, соответствовавшему в то время теперешнему историко-филологическому факультету. В гимназии и в университете П. еще более пристрастился к чтению и стал усердно изучать русскую историю, главным образом, под влиянием появившихся в год его поступления в университет первых восьми томов "Истории Государства Российского" Карамзина и девять лет до того изданного начала русского перевода Шлецеровского "Нестора". Эти два труда имели решающее значение в ученых работах и воззрениях Погодина: он стал убежденным, но не слепым, поклонником русского историографа и первым и самым ярым из природных русских историков последователем исторической критики Шлецера и его "норманнской теории" происхождения Руси. В Университете на П. оказали сильное влияние своими чтениями профессор Мерзляков и Тимковский. Первый поселил в П. уважение к русским классическим писателям XVIII в. и способствовал развитию в его речи, устной и письменной, восторженности и напыщенности; второй, знаток римской литературы, обладавший учеными приемами филологической критики, - развил в Погодине филологический экзегетизм, впоследствии приложенный им к изучению русских исторических памятников письменности.

По окончании курса в Университете молодой кандидат П. был определен преподавателем географии в Московском Благородном пансионе и занимал эту должность до 1825 г., давая вместе с тем частные уроки в семействе князя Н. П. Трубецкого и готовясь на магистра русской истории. В 1823 году он сдал этот экзамен, а в 1824 году напечатал магистерскую диссертацию "О происхождении Руси", посвятив ее Карамзину и защитив публично в Москве, в январе 1825 г. После защиты П. поехал в Петербург и лично "представился" Карамзину, и, по его собственному выражению, "получил как бы его благословение". Диссертация П. составляет свод всех мнений о происхождении Руси, начиная с Байера, и, на основании большой и малой критики Щлецера, доказывает непреложность норманнской теории происхождения Руси. Магистерство открыло перед Погодиным двери университетского преподавателя, но не сразу удалось ему получить кафедру излюбленного им предмета - отечественной истории. С 1825 по 1828 г. он преподает всеобщую историю лишь на первом курсе словесного отделения, а в 1828 г. получает место адъюнкта, но не на словесном, а на этико-политическом отделении, для преподавания новой истории XVI - XVIII вв., истории русской. Адъюнктуру на чужом для него отделении (в настоящее время юридический факультет) Погодин занимает до 1833 г. и лишь в этом году, после увольнения от службы профессора всеобщей истории Ульрихса, ему поручается на высших курсах словесного отделения временное преподавание всеобщей истории, которое он и ведет в течение шести лет до возвращения из-за границы в 1839 г. намеченного на эту кафедру министром народного просвещения, С. С. Уваровым, кандидата T. Н. Грановского, впоследствии столь известного профессора Московского университета, оказавшего благотворное просветительное влияние на целый ряд русских поколений. Только в 1835 году удается Погодину занять, наконец, кафедру русской истории в звании ординарного профессора, но это профессорство продолжается всего девять лет. В 1844 году П. оставляет службу в Московском университете, сохраняя лишь звание академика по Отделению русского языка и словесности, каковое он был избран в 1841 году. С 1844 года до самой смерти П. предается кабинетным занятиям и отчасти публицистическим, в качестве редактора основанного им в 1841 году журнал а "Москвитянин" и других периодических изданий и автора отдельных политических брошюр.

Так как русская история является главнейшей отраслью ученых и литературных занятий Погодина, то начнем обзор их с этой отрасли. Прежде всего представляем перечень важнейших монографий и изданий Погодина по русской истории.

A) Исследования. 1) О происхождении Руси, М. 1824 г. 2) Историк-критические отрывки 2 т., 1-й т., M. 1846 г. (статьи 1828-1845 гг.) и 2-й т., М. 1867 г. (статьи 1846-1866 гг.). Более замечательными из пятнадцати статей, помещенных в 1 т., являются: Взгляд на русскую историю и Очерк русской истории. - Параллель русской истории с историей западноевропейских государств, относительно начала. - За русскую старину. - О Москве и приращения Москвы. - О местничестве. - О характере Иоанна Грозного. - Об участии Годунова в убиении царевича Димитрия. - Петр Великий. Из статей 2-го т. назовем: Древнейшая русская аристократия.- Был ли Борис Годунов основателем крепостного права? - Две статьи о царевиче Алексее Петровичи. 3) Исследования, замечания и лекции, M. 1846-1854 гг. 7 том. (с 862 г., начала Руси до монгольского завоевания включительно, т. е. до 1240 г.). 4) Андрей Боголюбский, отд. изд. 1850 г. 5) Биография Н. М. Карамзина, М. 1866 г. (2 ч.), по поводу столетия со дня рождения Карамзина. 6) Древняя русская история до монгольского ига, с атласом, 2 т. in 4° (переработка, в популярном изложении труда за № 3), M. 1872 г. 7) Семь первых лет из жизни Петра Великого, M. 1872 г. (По поводу двухсотлетия со дня рождения Петра Великого). 8) Борьба с новыми историческими ересями, M. 1874 г. (Сборник полемических статей против исторических воззрений Р. И. Иловайского на происхождение Руси и Н. И. Костомарова на некоторые русские исторические личности, главным образом из эпохи смутного времени).

Б) Учебники и руководства. 9) Начертание русской истории для училищ, М. 1835. 10) То же для гимназий, 1-е изд. M. 1837 г., 2-е изд., ibid.1838 г. (Были учебниками до появления новых, составленных Устряловым).

В) Исторические источники. Многие источники по русской истории были впервые найдены Погодиным и частью изданы им самим, частью представлены в разные ученые учреждения. Сюда относятся: 11) Древние русские поучения, из которых главнейшие суть: первое слово Иллариона, митрополита Киевского, и слово на день св. Бориса и Глеба (помещены в изданиях Академии Наук). 12) Разные исторические материалы, помещенные П. в его журнале "Москвитянин". 13) Малороссийская летопись, сост. Величком и изданная Киевской Археографической комиссией. 14) Сочинения Ив. Посошкова, изданы самим Погодиным М., 1842 г. и 1863 г., 2 части. 15) IV-я часть "Истории России" B. H. Татищева. 16) Записки воспитателя императора Петра III, Штелина (15 и 16 изданы Московским Обществом Истории и Древностей Российских, в 1848 и 1866 годах). Кроме того, П. издал или сам, или при пособии Моск. Общества Истории и Древностей Российских источники по русской истории и не им открытые, но до него находившиеся или в рукописях, или в плохих изданиях. Сюда относятся: 17) Книга Кириллова: "Цветущее состояние Российского государства" (при Петре В.), изд. в 1831 г. 18) Псковская летопись, изд. в 1837 г. 19) и 20) два издания, весьма важные для славяно-русской палеографии: Русский исторический альбом, или почерки знаменитых россиян (числом до 300), изд. 1837 г. и Образцы славянского древлеписания, изд. 1840 г. 21) Посольская метрика в. кн. Литовского, ч. I, (царствование Сигизмунда II - Августа), изд. 1843 г.

Г) Переводы , с предисловием и критическими примечаниями: 22) Исследования Густава Эверса, 1826 г. и 23) Неймана, о жилищах древних руссов, также 1826 г. (Эверс издан на средства Московского Общества Истории и Древностей Российских, Нейман - на средства покойного гр. Н. П. Румянцева).

Приведенным списком далеко не исчерпываются печатные труды П. в области русской истории. Множество статей, заметок, критических разборов и рецензий по русской истории и вспомогательным знаниям при ее изучении, в особенности по так навеваемым русским древностям, - напечатано П. за более чем полстолетие, с 1821 г. по 1875 г., почти во всех русских периодических изданиях, выходивших за это продолжительное время. Кроме того на пользу русской истории Погодин трудился еще в следующих направлениях: 1) в редактировании периодических изданий, о чем речь подробнее будет ниже; 2) в участии в трудах ученых обществ. (П. был, кроме Академии Наук, членом и редактором изданий Московского Общества Истории и Древностей Российских, с 1822 г. и преимущественно в 1830-х г., и членом следующих ученых исторических и археологических обществ: Копенгагенского северных антиквариев, Одесского Истории и Древностей Южной России, С.-Петербургского и Московского Археологических, Императорского Русского Географического и двух первых русских археологических съездов из организованных гр. A. C. Уваровым: Московском 1869 г. и Петербургском 1871 г.); 3) в издании чужих оригинальных трудов по русской истории и истории русской словесности; таковы, например, издания, вышедшие под его редакцией или на его иждивении: "Опыт повествования о России" Я. С. Арцыбашева, 3 т., М. 1838-1843 гг., изд. на средства Московского Общества Истории и Древностей Российских, "Славянские Древности" Шафарика, в переводе О. M. Бодянского, M. 1837 г., в 3-х ч., "Словарь русских светских писателей" митрополита Евгения Болховитинова, М. 1845 г. 2 ч., и друг.; 4) в ученых путешествиях по России и за границей, где Погодин всюду останавливал свое внимание на памятниках старины и исторических остатках по отношению к России, и, наконец, 5) в знаменитом "Погодинском Древлехранилище".

На путешествиях Погодина и на только что упомянутом, собранном с редким по энергии и знанию дела его частном музее следует остановиться подробнее.

Поездки П. по России начались со времени окончания им курса в Университете и закончились незадолго до кончины. Почти вся европейская Россия, все замечательные в историческом отношении ее города и местности были посещены Погодиным, и многие не один раз. Только на крайнем севере, в Беломорье, если не ошибаемся, не привелось ему побывать ни разу. Путешествия по Западной Европе начались у П. гораздо позднее: охранительная политика русского правительства конца царствования Александра I и Николая I не желала отпускать ученую молодежь на Запад. Несмотря на неоднократные представления Погодина Московским университетским начальством к заграничной командировке, она ему не разрешалась. Впервые Погодину удалось попасть за границу в 1835 г., когда уже он был ординарным профессором, и то с лечебной целью, "на воды". В эту поездку П. посетил Германию, Швейцарию и Чехию и слушал лекции некоторых выдающихся профессоров истории, географии, философии и правоведения в Берлине и Лейпциге (Риттера, Бека, Ранке, Савиньи, Ваксмута и др.). Вторично Погодин был за границей в 1838 г., посетив земли австрийских славян, Италию, Францию, Англию, Голландию и Бельгию. В эту поездку П. лично познакомился со знаменитыми в то время французскими учеными и литераторами (в том числе с Фориелем, Вильменем, Гизо). Затем П. был за границей в 1842, 1846 и 1847 гг. и несколько раз в царствование Александра П. В 1842 г. он особенно сблизился с Шафариком, знаменитым славянским ученым.

В своих многократных поездках по России П. завязал массу сношений с местными любителями отечественной старины и приобретал, большей частью покупкой, памятники этой старины: рукописи, старопечатные книги, старинные вещи, портреты и т. д. Таким путем с тридцатых годов XIX в. у него мало-помалу стали скопляться весьма интересные письменные и вещественные памятники прошлого родной земли, а со второй половины сороковых годов П. мог уже прямо считать свое, все разраставшееся, собрание целым рядом коллекции по отечествоведению. Это было в полном смысле слова русское, национальное древлехранилище, которое сам П. называет музеем и в 1849 г. помещает в "Московских Ведомостях" краткое его обозрение. Из обозрения видно, что древлехранилище Погодина помещалось в то время в пятидесяти с лишком шкафах и нескольких картонах, распадаясь на семнадцать следующих отделений: 1) собрание рукописей, в которое вошли не только принадлежащие самому П., но купленные им целые рукописные библиотеки знатоков и любителей старинной русской письменности: Лаптева, Строева, Калайдовича, Филатова и др.; 2) старопечатные книги, числом до 400; 3) книги, печатанные при Петре Великом; 4) древние грамоты и старинные судебные акты; 5) автографы; 6) монеты (до 2000); 7) иконы; 8) оклады; 9) кресты (до 500); 10) древние печати (до 30); 11) серьги, кольца, пуговицы, посуда; 12) оружие; 13) вещи из чудских копей; 14) письма и бумаги государей, начиная с Петра Великого, полководцев и писателей; 15) лубочные картины; 16) первые опыты гравирования; 17) портреты русских людей. Еще в конце сороковых годов эти обширные исторические коллекции Погодина делаются известными не только в Москве и России, но и за границей, а в пятидесятых годах большая их часть, а именно рукописи и книги, приобретаются покупкой в Императорскую Публичную Библиотеку в С.-Петербурге. Уже представленное перечисление сочинений П. по русской истории и других его занятий в этой области ясно указывают каждому, даже не специалисту, на заслуги П. в изучении русской истории. Но значение П., как русского историка, выразится полнее, когда мы познакомим читателя с общими историческими воззрениями Погоди на, с его взглядами на весь ход русской истории, с приемами его ученой работы и с характерным разрешением им некоторых частных русских исторических вопросов.

Схема изучения русской истории представлялась Погодину в следующих общих чертах: история русского народа, составляющая совершенную противоположность истории народов западной Европы по различию общественных и культурных основ нашей и западноевропейской, должна изучаться совместно с историей единоплеменных нам народов славянских. История России столь же многообразна по своему содержанию, как многообразен по своим духовным свойствам русский народ, основами самобытной жизни которого являются православие, самодержавная власть его государей и особенности его народности, а потому ход истории России не может быть подведен ни под какую теорию , по своей оригинальности, потому что в этом ходе много сверхъестественного , чудесного. Русскую историю нельзя понять с точки зрения общеисторических и философских построений, но необходимо, прежде всего, вполне научно, на основании выработанных западноевропейской исторической критикой начал, изучать источники русской истории , извлекать из них наибольшее количество достоверных, критически очищенных фактов, а затем уже изучать эти факты, исследовать все частные явления в исторической жизни России , потому что только из правильного представления частностей можно получить точное понятие о целом.

Исходя из этих положений, П. более всего посвящал свои занятия критическому изучению источников русской истории и извлекаемых из них частных фактов, вследствие чего противники его имели все основание считать его не историком-мыслителем, а историком-экзегетиком. Стремление Погодина к неизбежному исследованию всех частностей прежде какого-либо из них вывода привело его к следующим, весьма крупным ошибкам:

1) он успел исследовать научно лишь весьма небольшое количество явлений русской исторической жизни, главным образом из времени с IX в. по P. Хр. до монгольского завоевания и затем из истории Московского государства XVI и XVII вв. и из эпохи Петра Великого; 2) не мог создать себе ясного представлений об общем ходе русской истории, потому что те общие воззрения о русском историческом развитии, которые он высказывал, не вытекали у него из критически проверенных фактов, а являлись внушениями патриотического настроения, не отличавшегося глубиной и не превосходившего ничем общего казового патриотизма москвичей эпохи императора Николая I (таковы, наприм., его статьи: "Взгляд на русскую историю" и "Очерк русской истории", "За русскую старину" и "Историческое значение Петра В. и его реформы"); 3) он не понял новых, научно-философских направлений в разработке русской истории и стал к ним во враждебное отношение. Но сам П. не только не сознавал в себе этих ошибок, а наоборот, считал их за особые достоинства и свои экзегетические приемы в исторических изучениях возвел на высоту особого метода , который он совершенно произвольно и неправильно назвал математическим. Назвал он его так потому, что основанием его исторических изучений было простое перечисление фактов. Вот как сам П. определяет свой метод. "Прежде всех рассуждений, толкований и высших взглядов, - говорит он, - должно собирать все места из летописей, грамот и других источников об известном предмете и потом, имея их перед глазами, делать выводы об его значении и отношении, в каком он находится к другим смежным предметам и вообще ко всей истории, проверяя свои выводы прочими сведениями;... собирать свидетельства, сличать, объяснять и потом уже выводить, сколько можно , математически ". Тщетно доказывали Погодину его противники неприменимость такого метода, особенно к излюбленным им древнейшим эпохам русской истории, по той просто причине, что не на все факты обращалось внимание в источниках, что многие не зарегистрировывались ими вовсе, и что далеко не все источники от таких эпох дошли до нас, - он не хотел ничего слышать и, как бы в укор самому себе, своим методом доказывал совершенно обратное тому, что желал доказать. Так, например, перечисляя отечественные письменные произведения, дошедшие до нашего времени от домонгольского периода русской истории, П. уверял, что дошло до нас множество этих произведений, восхищался богатством и разнообразием их содержания и выводил отсюда заключение о высоком развитии русской образованности XI - XII вв., что, разумеется, несогласно с действительностью. Упорный в своем математическом методе, П. стойко защищал его, а потому с самого начала своего ученого поприща и до последних дней вел ожесточенную полемику со всеми, кто только дерзал с ним не соглашаться.

Прежде всего, он полемизировал из-за варяжского вопроса с представителями двух противоположных направлений в русской историографии тридцатых и сороковых годов: с так называемыми славянистами , признававшими славянство Руси (Венелин, Морошкин и др., к ним примыкал позднее M. A. Максимович), и с М. Т. Каченовским и его последователями, известными под названием скептической школы , стремившейся искать Русь у хазар. С этой последней школой П. вел многолетнюю распрю и по другому, действительно серьезному в научном отношении, вопросу, - вопросу из-за подложности начальной русской летописи, известной в то время под именем Несторовой, и других древнейших русских письменных источников: Русской Правды, договоров Олега и Игоря с греками и др. "Скептики" отвергали достоверность письменных свидетельств o начальных веках русской истории на том основании, что древнейшие списки летописей и Русской Правды относятся к XIII и XIV вв.; вследствие этого Каченовский и его последователи, желая видеть историческое изложение, основанное на достоверных письменных свидетельствах, считали время русской истории до введения христианства "баснословным", а с введения христианства до XIII в. "недостоверным".

В сороковых же годах П. вел жаркую полемику с учеными так называемой школы родового быта , К. Д. Кавелиным, С. М. Соловьевым и их последователями, выставлявшими основным элементом нашего общественного развития почти за все время, с начала истории до Петра Великого, начало кровно-патриархальное, семейно-родовое. Исходя из учения дерптского профессора Густава Эверса о первоначальном кровно-патриархальном быте славян, эта школа объясняла всю последующую общественность русского народа постепенной эволюцией кровно-патриархального, родового быта в начало государственное, политические, которое в лице Петра В. достигло высшего своего развития и обеспечило наше дальнейшее общественное преуспеяние. Петр В., по учению этой школы, внес своей реформой в исключительно национальный патриархально-родовой быт древней Руси общечеловеческие начала, развитые западно-европейскими народами, и, прежде всего, начало личности, совершенно чуждое нашему патриархально-родовому быту. Ученые школы родового быта ставили на первый план теоретическое построение истории, а потому признавали необходимость изучения исторических фактов лишь постольку, поскольку эти факты служат к уяснению общих начал , развивающихся в исторической жизни русского народа , из числа которых основным является начало кровно-родовое; изучению же подробностей, частностей лишь для более полного, фактического накопления исторического изложения они не придавали первенствующего значения и порицали историков, стремящихся только к этой внешней фактической полноте. Таким образом, и методологические требования школы родового быта, и центральное значение в русской жизни, придаваемое ими кровно-патриархальному началу - все это противоречило "математическому" методу Погодина; только одинаковое призвание важности для русской жизни реформы Петра В. сближало его с этой школой, но сближение это было внешнее, потому что ученые школы родового быта оценивали реформу Петра В. также с точки зрения общих начал , а Погодин понимал ее совершенно внешним образом, с ее практической стороны, как отправной пункт тех благодетельных попечений верховной самодержавной власти о нуждах русского народа, которые и после Петра В., следуя его примеру, неуклонно проявляли русские самодержцы. Справедливость обязывает нас заявить, что в полемике со "скептиками" о подлинности первоначальной летописи и других древнейших памятников русской письменности и с учеными школы родового быта - Погодин во многих случаях вышел победителем. В отрицании достоверности русской истории до XIII в. "скептики" впадали в крайность, и П. весьма убедительно доказал им это. Что же касается до школы родового быта, то в полемике с ней П. указал на априорность ее первоначальных основ, на односторонность и на излишнюю теоретичность последующих выводов. Ученые этой школы изучали явления русской исторической жизни преимущественно общественно-юридического характера, недостаточно, чтобы не сказать больше, затрагивая явления иного, более высшего порядка, как, например, явления в области нравственно-религиозной, умственной, литературной, художественной, - и Погодин был прав, отмечая им эти пробелы и обращаясь к ним со свойственным ему лаконическим вопросом: "А куда вы денете св. Сергия Радонежского?" Школа родового быта, таким образом, как всякое новое теоретическое учение в исторической науке, стремилась подвести целый ряд исторических явлений под одно главное начало, из которого многие явления объяснены быть не могут, и этим школа впала в ошибку; но нельзя винить школу родового быта за то, что она требовала теоретических воззрений в истории. Всякая историческая теория, или, правильнее, теоретическая проблема или историческая гипотеза - являются естественным выводом обобщающей мысли из нескольких групп исторических явлений, вновь подмеченных или заново объясненных; эти выводы дают материал для дальнейших критических и обобщающих приемов мысли и способствуют дальнейшему прогрессивному развитию исторической науки.

В 1860 г. П. снова возвратился к вопросу о происхождении Руси и имел по этому вопросу публичное состязание в Петербурге с весьма популярным в то время русским историком Н. И. Костомаровым, производившим Рюрика с братией и Русь из Литвы, В семидесятых годах П. опять полемизирует из-за варягов с Д. И. Иловайским и с Н. И. Костомаровым - из-за неверного понимания им русских исторических личностей. Д. И. Иловайский принимает, как известно, руссов за исконное славянское племя, а сказание о призвании Рюрика, Синеуса и Трувора считает легендой; Костомаров же низводит с пьедестала прославленных "героев" русской истории - Димитрия Донского, Прокопия Ляпунова, кн. Скопина-Шуйского, кн. Пожарского и Минина, а подвиг Ивана Сусанина признает за вымысел. П. просто раздражается этими "новыми историческими ересями", как он выражается, и пишет Иловайскому и Костомарову "бранные послания", в которых борется с ними, - по его собственному выражению, - "не на живот, а на смерть".

Таковы, в самых общих чертах, отношения П. к русской истории, его исторические воззрения и критико-полемические приемы.

К чему же могут быть сведены итоги историко-коллекционерной, историко-экзегетической и историко-полемической деятельности Погодина, каковы результаты этой деятельности? Они суть следующие:

1) П. собрал громадную массу исторического материала, исторических источников, главным образом, письменных, из которых некоторые до него вовсе не были известны, и лишь отчасти приготовил этот материал для последующих исторических изучений, издав многие источники, частью впервые, частью более точно, чем прежде.

2) Занимался он преимущественно древнейшими эпохами русской истории, от 862 г. по P. Хр. до 1240. завоевания Руси монголами, и по истории этих эпох представил немало весьма важных частных изучений и заметок.

3) Из таких изучений и заметок имеют доселе научное значение его доказательства подлинности "Повести временных лет" (называвшейся в его время летописью Нестора), договоров с греками Олега и Игоря и Русской Правды.

4) Его монографии по варяжскому вопросу представляют свод всего, что было известно по нему до 40-х гг. XIX в., и в этом отношении являются доселе необходимой справочной книгой при изучении вопроса о варягах и о начале Руси. Но собственные суждения П. по этому вопросу в настоящее время не могут уже иметь места в науке. П. слишком упорно убежден в норманнском, скандинавском происхождении первых князей и Руси, чтобы быть вполне беспристрастным. Он считает вопрос этот основным вопросом всей русской истории и придает слишком большое значение норманнскому влиянию на первоначальную нашу общественность. В этом отношении он идет даже дальше Щлецера, называя все пространство времени от призвания трех братьев до смерти Ярослава, т. е. от 862 до 1054 года варяжским или норманнским периодом и усматривая норманнское влияние за это время на восточных славян в следующих отношениях: 1) в правлении и управлении; 2) в законах; 3) в военном устройстве; 4) в развитии торговли и промышленности (явлениях экономических); 5) в языке; 6) в нравах, обычаях и отчасти даже в религиозных верованиях.

5) Изыскания П. по следующему периоду, удельному , от смерти Ярослава до нашествия монголов (1054-1240 гг.), имеют научное значение в качестве свода подлинных мест из целого ряда письменных источников, а потому значительно облегчают труд исторического исследователя этого периода. Таково значение IV, V, VI и VII тт. его "Исследований, замечаний и лекции".

6) Некоторые замечания П. по истории Московского княжества и царского периода Московской Руси имеют в наши дни научную ценность. Таковы, например, замечания о древнейшей Московской аристократии, о возвышении Москвы, о местничестве, о степени участия Бориса Годунова в убийстве Димитрия Угличского, о начале прикрепления крестьян к земле.

7) Труды П. по новой русской истории выражаются обнародованием весьма важных, им открытых, источников и первоначальной, критико-библиографической обработкой прежде известных источников. В этом последнем отношении имеет большое значение его книга "Семнадцать первых лет в жизни Петра Великого", М. 1872 г.

8) Как профессор, П. оказал большую пользу своим слушателям, приучив их практически, самостоятельно работать над историческими первоисточниками, указывая им орудия для такой работы в целом ряде вспомогательных исторических дисциплин и вселяя в них любовь к России и ее истории.

В связи с трудами по русской истории находятся переводы Погодина по славяноведению, по истории всеобщей и по географии. В 1825 г. издан его перевод известного исследования Добровского о Кирилле и Мефодии, а в 1833 г. появился перевод П. с латинского, сделанный им вместе с С. П. Шевыревым, грамматики древнего церковно-славянского языка того же Добровского, в 3-х частях. В 1829 г. П. издал свой перевод на русский язык "Введения во всеобщую историю для детей", соч. А. Л. Шлецера. К сожалению, этот образцовый учебник у нас почти неизвестен; при чтении он поражает необыкновенной ясностью исторической концепции своего автора, сжатостью и педагогичностью изложения. В 1835 и 1836 гг. появились в печати университетские лекции Погодина по Герену о политике, связи и торговле знатнейших народов древнего мира, в 2-х ч., и вслед за тем - перевод с немецкого одного из слушателей Погодина (г. Кояндера) древней истории того же Герена. В конце 1839 г. П. издал проредактированный им перевод с французского, исполненный также его слушателями, истории средних веков Де-Мишеля, в 2-х томах. С 1837 г. под редакцией Погодина выходила "Всеобщая Историческая Библиотека", заключавшая в себе историю европейских государств, переведенную с немецкого, в 20 книжках. В 1840 г. Погодиным изданы "Три сравнительные карты гор и рек земного шара".

После русской истории самым видным поприщем в учено-литературной деятельности Погодина является поприще журналиста, на котором он сходится с представителями тогдашней русской литературы нескольких поколений. Журналистом П. делается 25-ти лет от роду. В январе 1825 года он защищает магистерскую диссертацию и в этом же году у него возникает мысль издать альманах, модную в то время форму сборника литературных произведений. Мысль эта осуществляется в следующем, 1826 г.: П. издает альманах "Уранию", вследствие чего сближается с корифеями тогдашней русской литературы и во главе их с Пушкиным. Это сближение дает П. мысль основать журнал при благословении , как он выражается, Пушкина; журнал возникает в 1827 г. под названием "Московского Вестника" и выходит в Москве, по две книжки в месяц, до 1830 г. включительно. Затем наступает десятилетний перерыв в журнальной деятельности П.; он занят в это время университетскими лекциями, учеными трудами, писанием и изданием своих литературных произведений, путешествиями и собиранием исторических коллекций. В 1841 году является новый журнал под редакцией Погодина - "Москвитянин", выходивший в Москве книжками, то два раза в месяц, то один раз, до 1855 года включительно (последние книжки этого года выданы в 1856 г.). Это самое продолжительное пятнадцатилетнее редакторство Погодина впервые познакомило с ним русскую большую публику, и по "Москвитянину" составлялась репутация Погодина в русских литературных кругах. С конца пятидесятых годов П. снова является на журнальной, поприще. В 1859 г. он припомнил свой дебют журналиста с альманахом "Урания" и выпустил учено-литературный сборник "Утро", две книжки которого изданы затем еще в 1866 и 1868 гг. В конце шестидесятых годов выходила в Москве под редакцией П. газета "Русский".

Остановимся несколько подробнее на двух периодических изданиях Погодина: "Московском Вестнике" и "Москвитянине".

"Московский Вестник" Пушкин считал "своим" журналом (он был главный его сотрудник и главный участник в доходах), а Погодина разу мел лишь "грамотным", т. е. знающим редактором. Но Пушкин был не совсем прав. Главным ядром "Московского Вестника" явился кружок молодых литераторов, с Д. В. Веневитиновым и князем В. Ф. Одоевским во главе, сторонников шеллингианской философии, которой Пушкин был совершенно чужд. Этот литературный кружок, к которому примкнули Погодин и Шевырев, впоследствии литературный и общественный единомышленник Погодина, представляет интересное явление в истории русской культуры. Кружок Веневитинова прилагал воззрения немецкого натурфилософа к национальному самосознанию России и к борьбе с внешним, наружным, официальным европеизмом, навеянным на нас реформой Петра Великого, и являлся, таким образом, предтечей позднейших московских славянофилов. Воззрения этого кружка проводились в "Московском Вестнике" в стихах и в прозе. Затем этот журнал наполнялся серьезными статьями, главным образом по русской истории, которых масса публики не могла оценить по достоинству, и "Московский Вестник" стал приобретать репутацию скучного журнала и, встретив сильный отпор со стороны "Московского Телеграфа", журнала издававшегося Н. А. Полевым и бывшего представителем западнических воззрений, - должен был вскоре прекратиться, просуществовав всего четыре года.

"Москвитянин" является по своему направлению характерным выразителем официального политического учения и эпохи императора Николая I о православии, самодержавии и народности. Статьи самого редактора о Петре Великом, о Москве, "За русскую старину", и его ближайших сотрудников: Шевырева, Давыдова и М. А. Дмитриева и друг. - доказывали справедливость этого учения в статьях исторических, критических, философских, нравственно-религиозных, публицистических и беллетристических.

При начале "Москвитянина" им остались очень довольны официальные сферы, но не были довольны ни славянофилы, ни западники. Тем не менее, пятнадцатилетнее существование "Москвитянина" прошло не бесследно в истории нашей образованности, вследствие обильного материала, в нем находящегося, для изучения общественных воззрений целой группы московских ученых и писателей первой половины XIX в., с Погодиным во главе. Эта группа считалась в то время нашими прогрессистами за группу отсталых воззрений, якобы враждебно относящуюся к западной Европе. Указанный материал может быть подведен под следующие главнейшие рубрики: 1) статьи и заметки по истории, археологии, истории русской литературы и этнографии России, с целью выяснения ее культуры и общественности в сороковых годах и в начале пятидесятых годов XIX в.; 2) провинциальная корреспонденция из различных областей России; 3) изображение жизни русского крестьянина, насколько это было возможно по тогдашним цензурным условиям; 4) изложение прошлой и современной жизни славянских народностей, южных и западных.

Три книжки "Утра" являются продолжением "Москвитянина" и имеют одинаковое с ним значение.

Публицистическая деятельность Погодина не исчерпывается, однако, его редакторством. И во время издания "Москвитянина", и после него он касается разных современных общественных вопросов и на столбцах других периодических изданий, и в отдельных брошюрах. Во время издания "Москвитянина" при императоре Николае I, даже такому "правоверному" русскому человеку, каким был П., нельзя было высказываться печатно по общественным вопросам вполне откровенно, а потому П. прибегал нередко к письменному изложению своих мыслей, в виде писем и особых записок. Эти публицистические произведения его распространялись в публике во множестве списков и создавали ему большую популярность; некоторые из них печатались за границей, в переводе на французский язык. Все эти письма и записки Погодина отличались не глубиной понимания и серьезностью, а искренней верой в мощь и силу русского народа и необыкновенно откровенным и простым изложением. Из них имеют особое значение записки, написанные перед началом Крымской войны и во время ее хода, и посвященные восточному вопросу и отношениям России к западноевропейским государствам. С воцарением императора Александра II, когда русская общественная мысль получила возможность высказываться, Погодин печатно излагает свои мысли по самым важнейшим вопросам внутренней политики: по крестьянскому и по связанным с ним вопросам финансовым и экономическим, по реформе учебной, земской, по вопросу польскому, - везде являясь сторонником реформ и защитником интересов русской народности. На те же темы говорит он речи в московской городской думе, в которой состоит гласным. И эти статьи и речи отличаются теми же свойствами, как и рукописные публицистические произведения Погодина. Здесь, между прочим, к месту заметить, что П. был беспристрастен к полякам в сороковых и шестидесятых годах прошлого века, когда большинство русского общества, под влиянием польских восстаний 1830 и 1863 г. относилось к Польше несправедливо враждебно. П. из-за политического антагонизма России с Польшей, в котором всецело стоял на стороне России, сумел высмотреть в поляках, как в единоплеменных нам славянах, несомненные, присущие им достоинства. Много публицистических статей Погодина помещено в упомянутых выше трех книгах сборника "Утро". Сборник его статей по польскому вопросу издан в Москве, в 1866 г., а сборник речей (с 1830 по 1872 включит.) также в Москве, в 1872 г.

Выше было замечено, что журнальная деятельность сблизила П. с русскими литераторами нескольких поколений. И действительно, если составить список всех сотрудников погодинских периодических изданий, начиная с "Урании" и кончая "Русским", т. е. за сорок с лишком лет , да прибавить к этому списку другой список - ученых и литераторов, с которыми П. находился в переписке, в полемике и вообще в сношениях, дружеских или враждебных, - то мы без преувеличения получили бы наличность всех русских писателей и ученых с 20-х до 70-х годов прошлого века включительно. Доказательством тому может служит многолетний труд о Погодине, написанный, но еще далеко не законченный, Н. П. Барсуковым. Любопытствующих отсылаем к двум указателям имен, находящихся в этом труде, составленным В. В. Майковым. Впрочем, у Погодина были наиболее близкие к нему литераторы; он их сам отмечает в своей автобиографии. Вот эти "присные" Погодина: С. П. Шевырев, А. X. Востоков, П. И. Кеппен, Д. В. Веневитинов, Пушкин, Гоголь и семья Аксаковых. Такое обилие учено-литературных связей, вообще редкое, особенно редко на Руси и объясняется как долгой жизнью П., так и разнообразием его стремлений и его общительностью, что составляет отличительный характер своеобразной духовной природы Погодина.

Это разнообразие стремлений Погодина, естественно, приводило его к тому, что он не мог удовлетворяться только историческими трудами и публицистической деятельностью. Он выступал и на других поприщах отечественной литературы. Не вдаваясь в подробное их рассмотрение, отметим лишь важнейшие из литературных опытов Погодина, придерживаясь его собственной классификации их и оценки. Эти опыты возникают еще в студенческие годы Погодина. Впервые появляется часть из них в 1821 г., в "Вестнике Европы" - юмористические "Письма к Лужницкому старцу"; в этом же журнале помещен Погодиным разбор "Кавказского пленника" Пушкина. С 1822 по 1825 г. включительно следуют переводы из "древних", т. е. греческих и римских классиков и несколько оригинальных повестей, из которых некоторые напечатаны в альманахе "Урания" на 1826 год. Затем, в хронологическом порядке появлялись в печати следующие литературные произведения Погодина: 1828 г., перевод трагедии Гете "Гец фон-Берлихинген", в 1830 г. - трагедия "Марфа Посадница"; в 1831 г. написана, напечатана позже, в 60-х гг., трагедия "Петр I-й"; в 1833 г. - повести, изд. в 3-х частях; в 1835 г. -"История в лицах о Димитрии Самозванце" (посвящ. Пушкину); в 1836 г.-"Черная немочь", пов., отд. изд. 1837 г. и "Невеста на ярмарке", отд. изд.; в 1844 г., - "Год в чужих краях", опис. заграничн. путеш., 4 части. В 1832 г. написана, но не была напечатана "История в лицах о Борисе Годунове". Погодина, как беллетриста, драматурга, фельетониста, литературного критика и переводчика изящных литературных произведений никто еще не рассматривал подробно. В перечисленных родах литературы П. не возвышался, впрочем, над уровнем современных ему рядовых литераторов; его трагедии из русской истории, написанные, главным образом, под влиянием Пушкинского "Бориса Годунова", риторичны, насыщены и лишены всякого поэтического достоинства. В свое время они справедливо вызывали порицание серьезной литературной критики и насмешки со стороны даже друзей Погодина.

В 1871 году был торжественно отпразднован в Москве пятидесятилетний юбилей учено-литературной деятельности Погодина. На этом юбилее говорились речи в его честь и русскими учеными, и приехавшими депутатами из славянских земель. Значение Погодина было достойным образом понято и оценено.

Автобиография Погодина (до 1855 г.) - в "Биографич. словаре профессоров и преподавателей Московского университета", изд. ко дню его столетнего юбилея. М. 1855 г., ч. II, стр. 230-274. (Здесь же помещен список всех сочинений и изданий Погодина, до 1855 г.); Пятидесятилетний юбилей Погодина, - "Московск. Университетские Изв." 1872 г., № 1; То же, отд. изд. М. 1872 г., 143 стр. (с портр.); Некрологи Погодина и воспоминания о нем, в журналах и газетах 1875 и 1876 гг.; указание на них см. о. Межова, "Русс. истор. библиогр." 1865-1876 гг. включ., изд. Имп. Акад. Наук, СПб. 1882 г., т. II, стр. 326-328, №№ 22, 592 - 22, 631. Список Межова не совсем полон. Из указанных здесь заслуживают особенного внимания: а) Памяти Погодина, - "Русск. Вестн." 1875 г., кн. 12; б) Некролог, написанный М. М. Стасюлевичем - "Вестн. Евр." 1876 г., кн. 1; с) Погодин, как профессор, Ф. И. Буслаева - "Газета Гатцука" 1876 г., №№ 16, 17 и 18; д) Характеристика Погодина, К. Ή. Бестужева-Рюмина (с портр.) - Древн. и Hов. Россия, 1876 г., тетр. 2 (перепеч. в книге Бест.-Рюм.: "Биографии и характеристики", СПб. 1882 г. - Биогр. оч. Погодина и оценка его значения П. Н. Милюкова, в "Историч. Записке Имп. Моск. Археологич. Общества за первые XXV лет его существования". М. 1890 г. - Самым важным трудом для изучения не только биографии Погодина, но и его времени, служит сочинение Н. П. Барсукова: "Жизнь и труды М. П. Погодина", СПб. 1888-1902 г., 16 томов in 8°. Сочинение это дважды увенчано Академией Наук полными Уваровскими наградами. В томе, вышедшем в нынешнем 1902 г., обзор событий доведен до конца 1859 года. - Разбор сочинений Погодина и разные заметки о его ученых и литературных трудах могут составить целую литературу, которая отчасти указана В. И. Межовым в Систематическом каталоге книжного магазина А. Ф. Глазунова". СПб. 1869-1873 гг., 2 т. (указатель имен к этой книге, под словом: "Погодин").

Д. Корсаков.

{Половцов}

Погодин, Михаил Петрович

Историк, археолог и журналист (1800-1875). Отец его был крепостной "домоправитель" графа Строганова. Обстановка барского двора, искательство отца у знатных и богатых не остались без влияния на характер П.: он отличался большою практичностью, совмещавшеюся в нем с немалою долею сентиментальности, с одной стороны, и критическим умом, с другой. На 11-м году он был отдан на воспитание к типографщику А. Г. Решетникову, но скоро поступил в 1-ю московскую гимназию. Сентиментально-патриотическое настроение его находило поддержку в увлечении тогдашним театром, где царили трагедии Озерова, а также в знакомстве с "Историей Государства Российского" Карамзина, которую он приобрел на последние свои деньги. В Моск. унив., куда П. поступил в 1818 г., он подпал под влияние профессора теории поэзии Мерзлякова (см.), запоздалого поклонника Ломоносова, Сумарокова и Державина. Летнее пребывание на учительской кондиции у кн. Трубецкого было для П. некоторым противовесом этого влияния: здесь он познакомился с сочинениями Руссо, г-жи Сталь (о Германии) и Шатобриана. В университете начали складываться и ученые вкусы Погодина; он заинтересовался первоначальной русской летописью, вопросом о происхождении князей, а также вопросами общеславянской истории (перевел сочинение Добровского "О Кирилле и Мефодии"). Почти во всех своих взглядах он находил противника в лице тогдашнего профессора русской истории Каченовского, с которым вел сильную полемику и впоследствии, будучи уже его сотоварищем по профессуре. Окончив курс в 1823 г., П. через год защитил магистерскую диссертацию "О происхождении Руси", где явился защитником норманнской школы и беспощадным критиком теории хазарского происхождения русских князей, за которую стоял Каченовский. Диссертация эта была приветствована Карамзиным, с одной стороны, и специалистами-историками Шлепером и акад. Кругом - с другой. В своей диссертации П. обнаружил недюжинные критические способности. Планы его относительно будущности в это время еще не определились; он мечтает то о журнальной, то о педагогической деятельности, то об административной карьере. Его ходатайство о заграничном путешествии уважено не было. В комитете министров было решено, что нет "пользы посылать сего магистра в чужие края для окончания курса наук по нынешним обстоятельствам, а удобнее в университете дать то образование, которое правительству удобно будет". С 1826 г. П. поручено было читать всеобщую историю для студентов первого курса. Профессорская деятельность П. продолжалась до 1844 г. В 1835 г. он был переведен на кафедру русской истории; в 1841 г. избран в члены Второго отделения Академии наук (по русск. яз. и словесн.); был также секретарем Общества истории и древностей российских и заведовал изданием "Русского исторического сборника", где поместил важную статью "О местничестве". К концу профессорской деятельности П. относится начало издания им "Исследований, лекций и замечаний", на которых и зиждется, главным образом, значение П. как историка; здесь он всего больше обнаружил свой критический талант и меньше всего отрицательную сторону своего ума - чрезмерное пристрастие к фантастическим построениям. "Исследования" (7 томов), доведенные до татарского периода русской истории, и теперь служат одним из необходимых пособий для занимающегося специально древней русской историей. В это же время П. начал собирание своего "Древнехранилища", заключавшего в себе массу памятников, как письменных, так и вещественных, русской старины. Рукописная часть этого собрания, купленного позже имп. Николаем I, хранится в настоящее время в Петербурге в Имп. публ. библиотеке и представляет много интереса для специалистов-историков. П. несколько раз бывал за границей; из его заграничных путешествий наибольшее значение имеет первое (1835 г.), когда он завел в Праге близкие сношения с видными представителями науки среди славянских народностей: Шафариком, Ганкою и Падацким. Это путешествие несомненно способствовало сближению русского ученого мира с славянским. С 1844 г. специально-ученая деятельность П. замирает и возрастает только к концу его жизни. К 1860 г. относится его публичный диспут с Костомаровым по вопросу о происхождении русских князей. Прав в этом диспуте был скорее П., что не было замечено публикою, интересовавшейся противниками как представителями известных общественных партий, а не как учеными исследователями. В конце жизни П. вел полемику по тому же вопросу с Д. И. Иловайским. В 1872 г. им была издана "Древняя русская история до монгольского ига", не прибавившая ничего к его славе. На ученых трудах П. не отразилось то философское настроение, которое охватило Московский университет в 30-х и 40-х годах: сильный как специалист-исследователь, II. был слаб как мыслитель. Совмещая увлечение Шелдингом с патриархальной московской закваской, П. в своих взглядах держался так называемой теории официальной народности и примыкал вместе с проф. Шевыревым к партии, защищавшей эту теорию аргументами немецкой философии. Свои взгляды он проводил в двух издававшихся им журналах: "Московском вестнике" (1827-30) и "Москвитянине" (1841-56). Первому пришлось бороться с колоссом русской журналистики начала 30-х годов, "Московским телеграфом". Почти исключительно литературный по содержанию, "Московский вестник" был зачастую чересчур учен по тону и потому, несмотря на участие Пушкина, полного успеха не имел. Другой журнал П., "Москвитянин", имел программу более политического характера. Здесь нашло прибежище начавшее обособляться в то время от общегегельянских увлечений славянофильское направление. Славянофилам пришлось работать здесь вместе с защитниками теории официальной народности. с стремлениями которой они имели лишь чисто внешнюю близость, влагая в формулу ее совершенно иной смысл и защищая ее другими средствами. В истории науки имя "Москвитянина" связано с полемикой против теории родового быта, представителями которой были Соловьев и Кавелин. Критика крайностей этой теории удалась П. больше, чем оценка положительных сторон ее. "Москвитянин" выдвигал на очередь общеславянские вопросы и отстаивал право западно-славянских народностей на национальную свободу, в то время как, по словам К. Н. Бестужева-Рюмина, "модным убеждением было мнение, что австрийский жандарм есть цивилизующее начало в славянских землях". Недостаток философского образования и внешние неблагоприятные условия не дали Погодину выработаться в мыслителя и общественного деятеля, на роль которого он претендовал. Любовь к знанию и природный ум сделали его видным историком-исследователем, с несомненным значением в русской историографии. См. "Биографический словарь профессор. Московского университета" (Москва, 1855; полный свод фактических данных до 1855 г.); "Историческая записка Имп. москов. археологического общества за первые 25 лет его существования" (М., 1890; биография П. принадлежит здесь перу П. Н. Милюкова); Бестужев-Рюмин в "Биографиях и характеристиках" (очень живая, полная метких замечаний характеристика); Н. П. Барсуков, "Жизнь и труды M. П. Погодина" - наиболее полный свод всего относящегося до самого Погодина, заключающий в себе массу интересных данных вообще для истории того времени (труд далеко еще не кончен).

М. Полиевктов.

{Брокгауз}

Погодин, Михаил Петрович

профессор Моск. унив., писатель и переводчик; орд. академик И. А. Наук, издатель журн. "Москвитянин"; род. 1 ноября 1800 г., † 8 дек. 1875 г.

{Половцов}

Погодин, Михаил Петрович

Историк, публицист, беллетрист, издатель, профессор Московского ун-та. Сын крепостного, П. - представитель того слоя разночинцев, который служил дворянской монархии. Вначале общественно-литературной деятельности (в период издания "Московского вестника", 1827-1830) у П. слышались кое-какие мотивы протеста против угнетенного положения широких общественных слоев, в повести "Нищий" он даже высказывается против крепостников. К этому времени преимущественно и относится деятельность П. как беллетриста. Наибольший интерес представляют бытовые повести П. из жизни крестьянской (кроме названной - "Убийца"), разночинческой ("Русая коса"), купеческой ("Черная немочь", "Преступница"), дворянской ("Невеста на ярмарке"). В этих повестях П. показывал тяжелое положение крестьянства, мрачный быт купечества, жестокость крепостников. Белинский писал о повестях П., выделяя из них повести "Нищий", "Черная немочь" и "Невеста на ярмарке": "Мир его поэзии - есть мир простонародный, мир купцов, мещан, мелкопоместного дворянства и мужиков, которых он, надо сказать правду, изображает очень, удачно, очень верно. Ему так хорошо известен их образ мыслей и чувств, их домашняя и общественная жизнь, их обычаи, нравы и отношения, и он изображает их с особенною любовью и с особенным успехом" ("О русской повести и повестях Гоголя"). Наряду с этими произведениями, отличающимися в.

основном реалистическими тенденциями, П. дал также ряд романтических повестей, имевших меньшее значение ("Дьячок-колдун" и др.) В дальнейшем П. перешел преимущественно к публицистической и научной деятельности, решительно отказавшись от критики существующего социального порядка. Впоследствии Погодин определился как махровый представитель полицейски-казенного "официального народничества". Полностью это мировоззрение было развернуто им в период редактирования "Москвитянина" , журнала, находившегося под покровительством министра народного просвещения Уварова и духовных властей. Православие как религия "смиренномудрия", самодержавие как система отеческого управления и народность как верность старинным устоям - вот принципы, на которых, по мнению П., зиждется могущество и благополучие России. Охранять эти три "истинно русские" начала от тлетворного влияния "гниющего" Запада - вот долг патриота. Эта реакционная теория была продиктована интересами крепостнически-монархических групп. Защищая эти интересы, П. рьяно нападал не только на непосредственно политические тенденции прогрессистов-либералов, но и на такие явления, как новшества в языке, новые веяния в литературе и критике. Одновременно в своей критической деятельности П. вступал в борьбу с дворянским классицизмом. Им осуждалась натуральная школа, критика Белинского и приветствовалась "Переписка с друзьями" Гоголя. "Охранительство" П. (служившее Герцену и Салтыкову мишенью для сатирического обстрела) вырастало до таких размеров, что от него открещивались даже отнюдь не либеральные славянофилы, его недавние соратники. Как старательный чиновник П. после крымского краха пытался проводить новую правительственную линию - линию сближения с Западом и реформизма. Но на этой новой почве он слабо себя выявил и в историю русской общественности вошел как представитель реакции и идеолог "официальной народности".

Библиография: I. Повести, 3 чч., М., 1832; Исследования, замечания и лекции о русской истории, 7 тт., М., 1846-1857; Древняя русская история до монгольского ига, 2 тт., М., 1872.

II. Барсуков Н., Жизнь и труды М. П. Погодина, 22 тт., СПб, 1888-1907 (не окончено); Плеханов Г. В., М. П. Погодин и борьба классов, "Сочинения", т. XXIII, М. - Л., 1926 (или "Современный мир", 1911, март - апрель).

III. Mезиеp А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПб, 1902.

Д. Бернштейн.

{Лит. энц.}

Погодин, Михаил Петрович

Историк, писатель, журналист. Род. в Москве, в семье крепостного крестьянина, отпущенного на волю в 1806. Окончил Моск. ун-т (1821), защитил магистерскую дисс. "О происхождении Руси" (1825), в к-рой развивал норманскую теорию образования древнерус. гос-ва в результате призвания варягов на Русь. В 1826-1844 - проф. Моск. ун-та сначала по всеобщей, затем по рус. истории. С 1841 - акад. Петерб. АН. В 20-е гг. примыкал к моск. лит.-филос. объединению "Об-во любомудров", сыгравшему заметную роль в распространении идей идеалистической диалектики, в особенности учения Шеллинга. В 1827-1830 издавал ж. "Московский В.", выражавший взгляды любомудров, защищавший теорию "чистого искусства" в духе нем. романтизма. В 1841-1856 вместе с С.П.Шевыревым издает ж. "Москвитянин", к-рый поддерживал доктрину славянофилов о самобытном культурно-ист. пути развития России, выступал за нац.-гос. единство России на основе принципов православия, самодержавия и народности, полемизировал с оппозиционными режиму ж. западников "Отечественные записки", "Современник". В ж. статьях П. отстаивал взгляды, близкие историософии славянофилов. Как историк он внес вклад в изучение древнерус. летописей, Киевской Руси, Моск. гос-ва, процесса формирования крепостного права в России. В лит. полемике выступал против превращения искусства в средство идейно-полит. борьбы, был противником В.Г.Белинского и его единомышленников, защищавших критическое начало в литературе "натуральной школы". П. принадлежит ряд бытовых повестей, достоверно рассказывающих о жизни крепостных, купцов, мещан. Он - автор ист. драмы "Марфа, посадница новгородская" о наиболее кровавой странице царствования Ивана Грозного - разорении Новгорода и терроре против его жителей в 1570.

Ю.Д.Воробей

Библиография трудов П. включает сотни наименований. Гл. его ист. работы вошли в сб. "Историко-крити-ческие отрывки" (М., 1846. Вып. I; M., 1867. Вып. II), "Исследования, замечания и лекции о русской истории" (М., 1846-1857. Т. 1-7), а также "Сочинения" (М., 1872-1876. Т. 1-5). В них, рассматривая начало рус. государственности как добровольное "призвание" норманнов, П. развивал оригинальную трактовку удельного периода и в целом всей истории России, считая ее бесконфликтной, коренным образом отличающейся от начатой "завоеванием" и движимой соц. борьбой истории Западной Европы. Аналогом феодализма, по мнению П., была в России удельная система, принципиально отличная от западноевроп. ленной системы тем, что все рус. князья были не сеньорами и вассалами, а членами одной семьи, послушными власти старшего; на Западе город - это колыбель третьего сословия, древнерус. же город есть военный посад, а позднее - административный центр управления; гос-во в России выступало реформаторской силой, все нововведения осуществлялись "сверху", рус. народ - народ-богоносец, имеющий "кроткий, смирный и терпеливый до крайности характер"; православная церковь, также как в Византии, не боролась с гос-вом, а смиренно подчинялась светской власти; в России не было ни аристократии, ни третьего сословия, не было и соц. пропасти между "высшими" и "низшими" классами, рус. дворяне свои привилегии получали, служа не сюзерену, а отечеству, России; позже университетское образование любому открывало путь "наверх", заменяя привилегии и грамоты; полит. система Запада основана на законе оппозиции, рус. предполагает "совершенную полюбовность"; зап. народы "пишут" или "ищут" конституции, а рус. народ о них не ведает; на Западе все подчинено форме, всякое движение "заковывается" в правило, а рус. "терпеть не могут" никакой формы, "ищут не столько права, сколько правды" и поэтому перед ними всегда открыт путь свободного выбора, изменений по обстоятельствам. Пытаясь убедить "в необходимости разъяснения явлений рус. истории из нее самой" (Ю.Ф.Самарин), П. одним из первых высказал тезис о принципиальном отличии России от Зап. Европы, о противоположности представляемых ими начал: "в России - любовь и единение, в Европе - вражда и рознь", при этом он подчеркивал, что "Запад нас не знает и не хочет знать". Свою роль в науке П. связывал с защитой "исторического православия" и "рус. своена-родности" (т. е. летописи Нестора и "вообще древнего периода", самобытности рус. народа и его истории), к-рые отстаивал в резкой полемике с М.Т.Каченовс-ким, Н.А.Полевым, С.М.Соловьевым, К.Д.Кавелиным, Н.И.Костомаровым, С.А.Гедеоновым и др. оппонентами. В ряде работ 30-70-х гг., подчеркивая ненависть Европы к России, разлагающее влияние Запада на славянство, желая "турецким" славянам полит. независимости, "австрийским", боровшимся за административное и культурное равноправие,- успеха их федералистских планов и резко негативно оценивая антиросс. выступления поляков, П. утверждал, что для спасения своей самобытности все славянские народы должны объединиться в единое гос. целое под эгидой рус. православного царя - "Дунайский союз" с центром в Константинополе. Для полит. и культурного сближения России с остальными славянами П. предлагал целый перечень мер, в том числе военных, но гл. считал введение единого славянского лит. языка.

Соч.: О происхождении Руси. М. , 1825 ; Нестор , историческо-критическое рассуждение о начале русских летописей. М. , 1839 ; Историко-критические отрывки. 1846. Кн. 2. М. , 1867 ; Исследования , замечания и лекции о русской истории. В 7 т. М. , 1846-1857 ; Норманский период русской истории. М. , 1859 ; Николай Михайлович Карамзин , по его сочинениям , письмам и отзывам современников. Материалы для биографии с примечаниями и объяснениями. В 2 ч. М. , 1866 ; Древняя русская история , до монгольского ига. В 3 т. М. , 1871-1872 ; Сочинения. В 5 т. М. , 1872-1876 ; Борьба не на живот , а на смерть , с новыми историческими ересями. М. , 1874 ; Простая речь о мудреных вещах. 3-е изд. М. , 1875 ; О модных у нас философских толках. Для наших нигилистов и нигилисток. М. , 1875 ; Собрание статей , писем и речей по поводу славянского вопроса. М. ,Биографический словарь

Историк Михаил Петрович Погодин. Художник В.Г. Перов. 1872 г.

Михаил Петрович Погодин (1800 - 1875 г.г.) - русский историк, писатель, коллекционер.
Сын крепостного дворового человека графа И.П. Салтыкова, его «домоправителя», получившего вольную в 1806 году. До десятилетнего возраста Погодин обучался дома, и уже в эту раннюю пору жизни в нём стала развиваться страсть к учению; знал он в то время одну лишь русскую грамоту.

С 1810 по 1814 годы Погодин воспитывался у приятеля своего отца, московского типографщика А. Г. Решетникова. Здесь учение пошло систематичнее и успешнее, но в эти четыре года произошло общеисторическое событие - война 1812 года между Россией и Францией. Дом отца Погодина погиб в пламени московского пожара, и семья Погодиных должна была искать спасения, вместе с другими жителями пылавшей столицы, в одном из провинциальных городов средней России. Погодины перебрались в Суздаль.

Охранительная позиция. Придерживался концепции: православие, самодержавие, народность.

Предмет изучения в истории у Погодина – древняя Русь. Его работы: «происхождение варягов и Руси», «Исследование, замечания и лекции по русской истории», «Нестор – происхождение русской летописи».

Теоретическая основа концепции: собирание, распределение, изучение событий.

Доказывал достоверность происхождения лекций.

Проблемы, с которыми Погодин столкнулся в изучении истории России:

Происхождения государства на Руси

Соотношение основных моментов его развития с событиями западе.

Периодизация истории по Погодину :

норманнский период

удельный период

монгольский период

период европейскорусский (с образования Московского государства).

Занимался историческими портретами: Ивана 4, Петра Великого.

Говорил, что историю России нужно изучать в контекста истории Европы.

Он сторонник норманнской теории: государство на Руси образуется по средствам полюбовной сделки, а не завоевания, как на западе.

С точки зрения Ковелина, Погодин – это историк переходного периода от дворянской к буржуазной науке.

Погодин Михаил Петрович(11.11.1800-8.12.1875), русский историк, писатель, журналист и публицист. Академик (1841). Сын крепостного крестьянина. В 1821 окончил Московский университет. В 1826-44 - профессор Московского университета, сначала всеобщей, с 1835 - русской истории. В 1827-30 издавал журнал “Московский вестник”, в 1841-56 при тесном участии С. П. Шевырева - “Москвитянин”. В 1820-30-х Погодин написал несколько беллетристических и драматических произведений (“Черная немочь”, 1829, “Петр I”, 1831, и др.). В те же годы Погодин выступил и как историк с критикой М. Т. Каченовского и скептической школы. Собственные интересы Погодина находились в области древней русской и славянской истории. Во время заграничной поездки, в Праге (1835), Погодин установил связи с видными славянскими учеными П. Шафариком, Ф. Палацким, способствовал сближению русской и зарубежной славянской науки. Исследования Погодина по отдельным вопросам русской истории были основаны на изучении первоисточников, имели большое научное значение. Сюда относятся: установление источников Начальной летописи, изучение причин возвышения Москвы, выяснение постепенного характера закрепощения крестьян и т. д.

Признание самобытности русского исторического процесса составляло основу исторических взглядов Погодина. Он справедливо полагал, что “вечное начало, русский дух” лежит в основе русской истории и что в ней полностью отсутствует внутренняя борьба. Наличие этой борьбы, как основной черты общественной жизни, Погодин признавал только для стран Западной Европы. В вопросах всеобщей истории солидаризировался с Ф. Гизо, упрекая его лишь в том, что он рассматривал историю Запада без истории восточных (гл. обр. славянских) стран, представлявших, по Погодину, особый мир. Источником внутренней борьбы на Западе Погодин считал завоевания, которых не видел в России, т. к. полагал, что Русское государство основано без насилия. Считал невозможным осмысление русского исторического процесса с выводами и обобщениями, ибо, по Погодину, русская история не может быть подведена под ту или иную теорию, в ней много “чудесного и необъяснимого”. Главную задачу истории видел в том, чтобы она сделалась “...охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия...”.

В публицистике 1830-х - н. 1850-х Погодин твердо стоял на патриотической позиции - “Православие, Самодержавие, Народность”.