Преступление наказание содержание 6 главы. Пересказ романа "Преступление и наказание" Достоевского Ф.М

Раскольников пошел вслед за ним.

Это что! - вскричал Свидригайлов, оборачиваясь, - я ведь, кажется, сказал…

Это значит то, что я от вас теперь не отстану.

Оба остановились, и оба с минуту глядели друг на друга, как бы меряясь.

Из всех ваших полупьяных рассказов, - резко отрезал Раскольников, - я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все время не сиделось на месте… Вы, положим, могли откопать по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…

Раскольников вряд ли и сам мог определить, чего ему именно теперь хотелось и в чем именно желал он удостовериться лично.

Вот как! А хотите, я сейчас полицию кликну?

Они опять постояли с минуту друг пред другом. Наконец, лицо Свидригайлова изменилось. Удостоверившись, что Раскольников не испугался угрозы, он принял вдруг самый веселый и дружеский вид.

Ведь этакой! Я нарочно о вашем деле с вами не заговаривал, хоть меня, разумеется, мучит любопытство. Дело фантастическое. Отложил было до другого раза, да, право, вы способны и мертвого раздразнить… Ну пойдемте, только заранее скажу: я теперь только на минутку домой, чтобы денег захватить; потом запираю квартиру, беру извозчика и на целый вечер на Острова. Ну куда же вам за мной?

Я покамест на квартиру, да и то не к вам, а к Софье Семеновне, извиниться, что на похоронах не был.

Это как вам угодно, но Софьи Семеновны дома нет. Она всех детей отвела к одной даме, к одной знатной даме-старушке, к моей прежней давнишней знакомой и распорядительнице в каких-то сиротских заведениях. Я очаровал эту даму, внеся ей деньги за всех трех птенцов Катерины Ивановны, кроме того, и на заведения пожертвовал еще денег; наконец, рассказал ей историю Софьи Семеновны, даже со всеми онерами, ничего не скрывая. Эффект произвело неописанный. Вот почему Софье Семеновне и назначено было явиться сегодня же, прямо в -ую отель, где временно, с дачи, присутствует моя барыня.

Нужды нет, я все-таки зайду.

Как хотите, только я-то вам не товарищ; а мне что! Вот мы сейчас и дома. Скажите, я убежден, вы оттого на меня смотрите подозрительно, что я сам был настолько деликатен и до сих пор не беспокоил вас расспросами… вы понимаете? Вам показалось это делом необыкновенным; бьюсь об заклад, что так! Ну вот и будьте после того деликатным.

И подслушивайте у дверей!

А, вы про это! - засмеялся Свидригайлов, - да, я бы удивился, если бы, после всего, вы пропустили это без замечания. Ха! ха! Я хоть нечто и понял из того, что вы тогда… там… накуролесили и Софье Семеновне сами рассказывали, но, однако, что ж это такое? Я, может, совсем отсталый человек и ничего уж понимать не могу. Объясните, ради бога, голубчик! Просветите новейшими началами.

Ничего вы не могли слышать, врете вы все!

Да я не про то, не про то (хоть я, впрочем, кое-что и слышал), нет, я про то, что вы вот все охаете да охаете! Шиллер-то в вас смущается поминутно. А теперь вот и у дверей не подслушивай. Если так, ступайте да и объявите по начальству, что вот, дескать, так и так, случился со мной такой казус: в теории ошибочка небольшая вышла. Если же убеждены, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в свое удовольствие, так уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку! Бегите, молодой человек! Может, есть еще время. Я искренно говорю. Денег, что ли, нет? Я дам на дорогу.

Я совсем об этом не думаю, - перервал было Раскольников с отвращением.

Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперьто? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну застрелитесь; что, аль не хочется?

Вы, кажется, нарочно хотите меня раздразнить, чтоб я только от вас теперь отстал…

Вот чудак-то, да мы уж пришли, милости просим на лестницу. Видите, вот тут вход к Софье Семеновне, смотрите, нет никого! Не верите? Спросите у Капернаумова; она им ключ отдает. Вот она и сама madame de Капернаумов, а? Что? (она глуха немного) ушла? Куда? Ну вот, слышали теперь? Нет ее и не будет до глубокого, может быть, вечера. Ну, теперь пойдемте ко мне. Ведь вы хотели и ко мне? Ну вот, мы и у меня. Madame Ресслих нет дома. Эта женщина вечно в хлопотах, но хорошая женщина, уверяю вас… может быть, она бы вам пригодилась, если бы вы были несколько рассудительнее. Ну вот, извольте видеть: я беру из бюро этот пятипроцентный билет (вот у меня их еще сколько!), а этот сегодня побоку у менялы пойдет. Ну, видели? Более мне терять времени нечего. Бюро запирается, квартира запирается, и мы опять на лестнице. Ну угодно ли прокатиться? Вот я беру эту коляску на Елагин, что? Отказываетесь? Не выдержали? Прокатимтесь, ничего. Кажется, дождь надвигается, ничего, спустим верх…

Свидригайлов сидел уже в коляске. Раскольников рассудил, что подозрения его, по крайней мере в эту минуту, несправедливы. Не отвечая ни слова, он повернулся и пошел обратно по направлению к Сенной. Если б он обернулся хоть раз дорогой, то успел бы увидеть, как Свидригайлов, отъехав не более ста шагов, расплатился с коляской и сам очутился на тротуаре. Но он ничего уже не мог видеть и зашел уже за угол. Глубокое отвращение влекло его прочь от Свидригайлова. «И я мог хоть мгновение ожидать чего-нибудь от этого грубого злодея, от этого сладострастного развратника и подлеца!» - вскричал он невольно. Правда, что суждение свое Раскольников произнес слишком поспешно и легкомысленно. Было нечто во всей обстановке Свидригайлова, что, по крайней мере, придавало ему хоть некоторую оригинальность, если не таинственность. Что же касалось во всем этом сестры, то Раскольников оставался все-таки убежден наверно, что Свидригайлов не оставит ее в покое. Но слишком уж тяжело и невыносимо становилось обо всем этом думать и передумывать!

По обыкновению своему, он, оставшись один, с двадцати шагов впал в глубокую задумчивость. Взойдя на мост, он остановился у перил и стал смотреть на воду. А между тем над ним стояла Авдотья Романовна.

Он повстречался с нею при входе на мост, но прошел мимо, не рассмотрев ее. Дунечка еще никогда не встречала его таким на улице и была поражена до испуга. Она остановилась и не знала: окликнуть его или нет? Вдруг она заметила поспешно подходящего со стороны Сенной Свидригайлова.

Но тот, казалось, приближался таинственно и осторожно. Он не взошел на мост, а остановился в стороне, на тротуаре, стараясь всеми силами, чтоб Раскольников не увидал его. Дуню он уже давно заметил и стал делать ей знаки. Ей показалось, что знаками своими он упрашивал ее не окликать брата и оставить его в покое, а звал ее к себе.

Так Дуня и сделала. Она потихоньку обошла брата и приблизилась к Свидригайлову.

Пойдемте поскорее, - прошептал ей Свидригайлов. - Я не желаю, чтобы Родион Романыч знал о нашем свидании. Предупреждаю вас, что я с ним сидел тут недалеко, в трактире, где он отыскал меня сам, и насилу от него отвязался. Он знает почему-то о моем к вам письме и что-то подозревает. Уж, конечно, не вы ему открыли? А если не вы, так кто же?

Вот мы уже поворотили за угол, - перебила Дуня, - теперь нас брат не увидит. Объявляю вам, что я не пойду с вами дальше. Скажите мне все здесь; все это можно сказать и на улице.

Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну; втретьих, я покажу вам кое-какие документы… Ну да, наконец, если вы не согласитесь войти ко мне, то я отказываюсь от всяких разъяснений и тотчас же ухожу. При этом попрошу вас не забывать, что весьма любопытная тайна вашего возлюбленного братца находится совершенно в моих руках.

Дуня остановилась в нерешительности и пронзающим взглядом смотрела на Свидригайлова.

Чего вы боитесь! - заметил тот спокойно, - город не деревня. И в деревне вреда сделали больше вы мне, чем я вам, а тут…

Софья Семеновна предупреждена?

Нет, я не говорил ей ни слова и даже не совсем уверен, дома ли она теперь? Впрочем, вероятно, дома. Она сегодня похоронила свою родственницу: не такой день, чтобы по гостям ходить. До времени я никому не хочу говорить об этом и даже раскаиваюсь отчасти, что вам сообщил. Тут малейшая неосторожность равняется уже доносу. Я живу вот тут, вот в этом доме, вот мы и подходим. Вот это дворник нашего дома; дворник очень хорошо меня знает; вот он кланяется; он видит, что я иду с дамой, и уж, конечно, успел заметить ваше лицо, а это вам пригодится, если вы очень боитесь и меня подозреваете. Извините, что я так грубо говорю. Сам я живу от жильцов. Софья Семеновна живет со мною стена об стену, тоже от жильцов. Весь этаж в жильцах. Чего же вам бояться, как ребенку? Или я уж так очень страшен?

Лицо Свидригайлова искривилось в снисходительную улыбку; но ему было уже не до улыбки. Сердце его стукало, и дыхание спиралось в груди. Он нарочно говорил громче, чтобы скрыть свое возраставшее волнение; но Дуня не успела заметить этого особенного волнения; уж слишком раздражило ее замечание о том, что она боится его, как ребенок, и что он так для нее страшен.

Хоть я и знаю, что вы человек… без чести, но я вас нисколько не боюсь. Идите вперед, - сказала она, повидимому спокойно, но лицо ее было очень бледно.

Свидригайлов остановился у квартиры Сони.

Позвольте справиться, дома ли. Нету. Неудача! Но я знаю, что она может прийти очень скоро. Если она вышла, то не иначе как к одной даме, по поводу своих сирот. У них мать умерла. Я тут также ввязался и распоряжался. Если Софья Семеновна не воротится через десять минут, то я пришлю ее к вам самое, если хотите, сегодня же; ну вот и мой нумер. Вот мои две комнаты. За дверью помещается моя хозяйка, госпожа Ресслих. Теперь взгляните сюда, я вам покажу мои главные документы: из моей спальни эта вот дверь ведет в совершенно пустые две комнаты, которые отдаются внаем. Вот они… на это вам нужно взглянуть несколько внимательнее…

Свидригайлов занимал две меблированные, довольно просторные комнаты. Дунечка недоверчиво осматривалась, но ничего особенного не заметила ни в убранстве, ни в расположении комнат, хотя бы и можно было кой-что заметить, например, что квартира Свидригайлова приходилась как-то между двумя почти необитаемыми квартирами. Вход к нему был не прямо из коридора, а через две хозяйкины комнаты, почти пустые. Из спальни же Свидригайлов, отомкнув дверь, запертую на ключ, показал Дунечке тоже пустую, отдающуюся внаем квартиру. Дунечка остановилась было на пороге, не понимая, для чего ее приглашают смотреть, но Свидригайлов поспешил с разъяснением:

Вот, посмотрите сюда, в эту вторую большую комнату. Заметьте эту дверь, она заперта на ключ. Возле дверей стоит стул, всего один стул в обеих комнатах. Это я принес из своей квартиры, чтоб удобнее слушать. Вот там сейчас за дверью стоит стол Софьи Семеновны; там она сидела и разговаривала с Родионом Романычем. А я здесь подслушивал, сидя на стуле, два вечера сряду, оба раза часа по два, - и, уж конечно, мог узнать чтонибудь, как вы думаете?

Вы подслушивали?

Да, я подслушивал; теперь пойдемте ко мне; здесь и сесть негде.

Он привел Авдотью Романовну обратно в свою первую комнату, служившую ему залой, и пригласил ее сесть на стул. Сам сел на другом конце стола, по крайней мере от нее на сажень, но, вероятно, в глазах его уже блистал тот же самый пламень, который так испугал когда-то Дунечку. Она вздрогнула и еще раз недоверчиво осмотрелась. Жест ее был невольный; ей, видимо, не хотелось выказывать недоверчивости. Но уединенное положение квартиры Свидригайлова наконец ее поразило. Ей хотелось спросить, дома ли по крайней мере его хозяйка, но она не спросила… из гордости. К тому же и другое, несоразмерно большее страдание, чем страх за себя, было в ее сердце. Она нестерпимо мучилась.

Вот ваше письмо, - начала она, положив его на стол. - Разве возможно то, что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы слишком ясно намекаете, вы не смеете теперь отговариваться. Знайте же, что я еще до вас слышала об этой глупой сказке и не верю ей ни в одном слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас не может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте, что я вам не верю! Не верю!..

Дунечка проговорила это скороговоркой, торопясь, и на мгновение краска бросилась ей в лицо.

Если бы вы не верили, то могло ли сбыться, чтобы вы рискнули прийти одна ко мне? Зачем же вы пришли? Из одного любопытства?

Не мучьте меня, говорите, говорите!

Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал, что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его ни с вами, ни кругом вас не было, я-таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же касается до вашего брата, то что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?

Не на этом же одном вы основываете?

Нет, не на этом, а на его собственных словах. Вот сюда два вечера сряду он приходил к Софье Семеновне. Я вам показывал, где они сидели. Он сообщил ей полную свою исповедь. Он убийца. Он убил старуху чиновницу, процентщицу, у которой и сам закладывал вещи; убил тоже сестру ее, торговку, по имени Лизавету, нечаянно вошедшую во время убийства сестры. Убил он их обеих топором, который принес с собою. Он их убил, чтоб ограбить, и ограбил; взял деньги и кой-какие вещи… Он сам это все передавал слово в слово Софье Семеновне, которая одна и знает секрет, но в убийстве не участвовала ни словом, ни делом, а, напротив, ужаснулась так же, как и вы теперь. Будьте покойны, она его не выдаст.

Этого быть не может! - бормотала Дунечка бледными, помертвевшими губами; она задыхалась, - быть не может, нет никакой, ни малейшей причины, никакого повода… Это ложь! Ложь!

Он ограбил, вот и вся причина. Он взял деньги и вещи. Правда, он, по собственному своему сознанию, не воспользовался ни деньгами, ни вещами, а снес их куда-то под камень, где они и теперь лежат. Но это потому, что он не посмел воспользоваться.

Да разве вероятно, чтоб он мог украсть, ограбить? Чтоб он мог об этом только помыслить? - вскричала Дуня и вскочила со стула. - Ведь вы его знаете, видели? Разве он может быть вором?

Она точно умаливала Свидригайлова; она весь свой страх забыла.

Тут, Авдотья Романовна, тысячи и миллионы комбинаций и сортировок. Вор ворует, зато уж он про себя и знает, что он подлец; а вот я слышал про одного благородного человека, что почту разбил; так кто его знает, может, он и в самом деле думал, что порядочное дело сделал! Разумеется, я бы и сам не поверил, так же как и вы, если бы мне передали со стороны. Но своим собственным ушам я поверил. Он Софье Семеновне и причины все объяснял; но та и ушам своим сначала не поверила, да глазам, наконец, поверила, своим собственным глазам. Он ведь сам ей лично передавал.

Какие же… причины!

Дело длинное, Авдотья Романовна. Тут, как бы вам это выразить, своего рода теория, то же самое дело, по которому я нахожу, например, что единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша. Единственное зло и сто добрых дел! Оно тоже, конечно, обидно для молодого человека с достоинствами и с самолюбием непомерным знать, что были бы, например, всего только тысячи три, и вся карьера, все будущее в его жизненной цели формируется иначе, а между тем нет этих трех тысяч. Прибавьте к этому раздражение от голода, от тесной квартиры, от рубища, от яркого сознания красоты своего социального положения, а вместе с тем положения сестры и матери. Пуще же всего тщеславие, гордость и тщеславие, а впрочем, бог его знает, может, и при хороших наклонностях… Я ведь его не виню, не думайте, пожалуйста; да и не мое дело. Тут была тоже одна собственная теорийка, - так себе теория, - по которой люди разделяются, видите ли, на материал и на особенных людей, то есть на таких людей, для которых, по их высокому положению, закон не писан а, напротив, которые сами сочиняют законы остальным людям, материалу-то, сору-то. Ничего, так себе теорийка; une theorie comme une autre. Наполеон его ужасно увлек, то есть, собственно, увлекло его то, что очень многие гениальные люди на единичное зло не смотрели, а шагали через, не задумываясь. Он, кажется, вообразил себе, что и он гениальный человек, - то есть был в том некоторое время уверен. Он очень страдал и теперь страдает от мысли, что теорию-то сочинить он умел, а перешагнуть-то, не задумываясь, и не в состоянии, стало быть человек не гениальный. Ну, а уж это для молодого человека с самолюбием и унизительно, в наш век-то особенно…

А угрызение совести? Вы отрицаете в нем, стало быть, всякое нравственное чувство? Да разве он таков?

Ах, Авдотья Романовна, теперь все помутилось, то есть, впрочем, оно и никогда в порядке-то особенном не было. Русские люди вообще широкие люди, Авдотья Романовна, широкие, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому, к беспорядочному; но беда быть широким без особенной гениальности. А помните, как много мы в этом же роде и на эту же тему переговорили с вами вдвоем, сидя по вечерам на террасе в саду, каждый раз после ужина. Еще вы меня именно этой широкостью укоряли. Кто знает, может, в то же самое время и говорили, когда он здесь лежал да свое обдумывал. У нас в образованном обществе особенно священных преданий ведь нет, Авдотья Романовна: разве кто как-нибудь себе по книгам составит… али из летописей что-нибудь выведет. Но ведь это больше ученые и, знаете, в своем роде все колпаки, так что даже и неприлично светскому человеку. Впрочем, мои мнения вообще вы знаете; я никого решительно не обвиняю. Сам я белоручка, этого и придерживаюсь. Да мы об этом уже не раз говорили. Я даже имел счастье интересовать вас моими суждениями… Вы очень бледны, Авдотья Романовна!

Я эту теорию его знаю. Я читала его статью в журнале о людях, которым все разрешается… Мне приносил Разумихин…

Господин Разумихин? Статью вашего брата? В журнале? Есть такая статья? Не знал я. Вот, должно быть, любопытно-то! Но куда же вы, Авдотья Романовна?

Я хочу видеть Софью Семеновну, - проговорила слабым голосом Дунечка. - Куда к ней пройти? Она, может, и пришла; я непременно, сейчас хочу ее видеть. Пусть она…

Авдотья Романовна не могла договорить; дыхание ее буквально пресеклось.

Софья Семеновна не воротится до ночи. Я так полагаю. Она должна была прийти очень скоро, если же нет, то уж очень поздно…

А, так ты лжешь! Я вижу… ты лгал… ты все лгал!.. Я тебе не верю! Не верю! - кричала Дунечка в настоящем исступлении, совершенно теряя голову.

Почти в обмороке упала она на стул, который поспешил ей подставить Свидригайлов.

Авдотья Романовна, что с вами, очнитесь! Вот вода. Отпейте один глоток…

Он брызнул на нее воды. Дунечка вздрогнула и очнулась.

Сильно подействовало! - бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. - Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну что с вами? как вы себя чувствуете?

Злой человек! Он еще насмехается. Пустите меня…

Куда вы? Да куда вы?

К нему. Где он? Вы знаете? Отчего эта дверь заперта? Мы сюда вошли в эту дверь, а теперь она заперта на ключ. Когда вы успели запереть ее на ключ?

Нельзя же было кричать на все комнаты о том, что мы здесь говорили. Я вовсе не насмехаюсь; мне только говорить этим языком надоело. Ну куда вы такая пойдете? Или вы хотите предать его? Вы его доведете до бешенства, и он предаст себя сам. Знайте, что уж за ним следят, уже попали на след. Вы только его выдадите. Подождите; я видел его и говорил с ним сейчас; его еще можно спасти. Подождите, сядьте, обдумаем вместе. Я для того и звал вас, чтобы поговорить об этом наедине и хорошенько обдумать. Да сядьте же!

Каким образом вы можете его спасти? Разве его можно спасти?

Дуня села. Свидригайлов сел подле нее.

Все это от вас зависит, от вас, от вас одной, - начал он с сверкающими глазами, почти шепотом, сбиваясь и даже не выговаривая иных слов от волнения.

Вы… одно ваше слово, и он спасен! Я … я его спасу. У меня есть деньги и друзья. Я тотчас отправлю его, а сам возьму паспорт, два паспорта. Один его, другой мой. У меня друзья; у меня есть деловые люди… Хотите? Я возьму еще вам паспорт… вашей матери… зачем вам Разумихин? Я вас также люблю… Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать, дайте! дайте! Я не могу слышать, как оно шумит. Скажите мне: сделай то, и я сделаю! Я все сделаю. Я невозможное сделаю. Чему вы веруете, тому и я буду веровать. Я все, все сделаю! Не смотрите, не смотрите на меня так! Знаете ли, что вы меня убиваете…

Он начинал даже бредить. С ним что-то вдруг сделалось, точно ему в голову вдруг ударило. Дуня вскочила и бросилась к дверям.

Отворите! отворите! - кричала она чрез дверь, призывая кого-нибудь и потрясая дверь руками. - Отворите же! Неужели нет никого?

Свидригайлов встал и опомнился. Злобная и насмешливая улыбка медленно выдавливалась на дрожавших еще губах его.

Там никого нет дома, - проговорил он тихо и с расстановками, - хозяйка ушла, и напрасный труд так кричать: только себя волнуете понапрасну.

Где ключ? Отвори сейчас дверь, сейчас, низкий человек!

Я ключ потерял и не могу его отыскать.

А! Так это насилие! - вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.

Вы сказали сейчас «насилие», Авдотья Романовна. Если насилие, то сами можете рассудить, что я принял меры. Софьи Семеновны дома нет; до Капернаумовых очень далеко, пять запертых комнат. Наконец, я по крайней мере вдвое сильнее вас, и, кроме того, мне бояться нечего, потому что вам и потом нельзя жаловаться: ведь не захотите же вы предать в самом деле вашего брата? Да и не поверит вам никто: ну с какой стати девушка пошла одна к одинокому человеку на квартиру? Так что, если даже и братом пожертвуете, то и тут ничего не докажете: насилие очень трудно доказать, Авдотья Романовна.

Подлец! - прошептала Дуня в негодовании.

Как хотите, но заметьте, я говорил еще только в виде предположения. По моему же личному убеждению, вы совершенно правы: насилие - мерзость. Я говорил только к тому, что на совести вашей ровно ничего не останется, если бы даже… если бы даже вы и захотели спасти вашего брата добровольно, так, как я вам предлагаю. Вы просто, значит, подчинились обстоятельствам, ну силе, наконец, если уж без этого слова нельзя. Подумайте об этом; судьба вашего брата и вашей матери в ваших руках. Я же буду ваш раб… всю жизнь… я вот здесь буду ждать…

Свидригайлов сел на диван, шагах в восьми от Дуни. Для нее уже не было ни малейшего сомнения в его непоколебимой решимости. К тому же она его знала…

Вдруг она вынула из кармана револьвер, взвела курок и опустила руку с револьвером на столик. Свидригайлов вскочил с места.

Ага! Так вот как! - вскричал он в удивлении, но злобно усмехаясь, - ну, это совершенно изменяет ход дела! Вы мне чрезвычайно облегчаете дело сами, Авдотья Романовна! Да где это вы револьвер достали? Уж не господин ли Разумихин? Ба! Да револьвер-то мой! Старый знакомый! А я-то его тогда как искал!.. Наши деревенские уроки стрельбы, которые я имел честь вам давать, не пропали-таки даром.

Не твой револьвер, а Марфы Петровны, которую ты убил, злодей! У тебя ничего не было своего в ее доме. Я взяла его, как стала подозревать, на что ты способен. Смей шагнуть хоть один шаг, и клянусь, я убью тебя!

Дуня была в исступлении. Револьвер она держала наготове.

Ну, а брат? Из любопытства спрашиваю, - спросил Свидригайлов, все еще стоя на месте.

Донеси, если хочешь! Ни с места! Не сходи! Я выстрелю! Ты жену отравил, я знаю, ты сам убийца!..

А вы твердо уверены, что я Марфу Петровну отравил?

Ты! Ты мне сам намекал; ты мне говорил об яде… я знаю, ты за ним ездил… у тебя было готово… Это непременно ты… подлец!

Если бы даже это была и правда, так из-за тебя же… все-таки ты же была бы причиной.

Лжешь! (бешенство засверкало в глазах Дуни) лжешь, клеветник!

Лгу? Ну, пожалуй, и лгу. Солгал. Женщинам про эти вещицы поминать не следует. (Он усмехнулся.) Знаю, что выстрелишь, зверок хорошенький. Ну и стреляй!

Дуня подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными глазами, смотрела на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны. Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из глаз ее в ту минуту, когда она поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в стену. Он остановился и тихо засмеялся:

Укусила оса! Прямо в голову метит… Что это? Кровь! - Он вынул платок, чтоб обтереть кровь, тоненькою струйкой стекавшую по его прямому виску; вероятно, пуля чуть-чуть задела по коже черепа. Дуня опустила револьвер и смотрела на Свидригайлова не то что в страхе, а в каком-то диком недоумении. Она как бы сама уж не понимала, что такое она сделала и что это делается!

Ну что ж, промах! Стреляйте еще, я жду, - тихо проговорил Свидригайлов, все еще усмехаясь, но как-то мрачно, - этак я вас схватить успею, прежде чем вы взведете курок!

Дунечка вздрогнула, быстро взвела курок и опять подняла револьвер.

Оставьте меня! - проговорила она в отчаянии, - клянусь, я опять выстрелю… Я… убью!..

Ну что ж… в трех шагах и нельзя не убить. Ну а не убьете… тогда… - Глаза его засверкали, и он ступил еще два шага.

Дунечка выстрелила, осечка!

Зарядили неаккуратно. Ничего! У вас там еще есть капсюль. Поправьте, я подожду.

Он стоял пред нею в двух шагах, ждал и смотрел на нее с дикою решимостью, воспаленно-страстным, тяжелым взглядом. Дуня поняла, что он скорее умрет, чем отпустит ее. « И… и уж, конечно, она убьет его теперь, в двух шагах!..»

Вдруг она отбросила револьвер.

Бросила! - с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевел дух. Что-то как бы разом отошло у него от сердца, и, может быть, не одна тягость смертного страха; да вряд ли он и ощущал его в эту минуту. Это было избавление от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он и сам не мог во всей силе определить.

Он подошел к Дуне и тихо обнял ее рукой за талию. Она не сопротивлялась, но, вся трепеща как лист, смотрела на него умоляющими глазами. Он было хотел что-то сказать, но только губы его кривились, а выговорить он не мог.

Отпусти меня! - умоляя сказала Дуня.

Свидригайлов вздрогнул: это ты было уже как-то не так проговорено, как давешнее.

Так не любишь? - тихо спросил он.

Дуня отрицательно повела головой.

И… не можешь?.. Никогда? - с отчаянием прошептал он.

Никогда! - прошептала Дуня.

Прошло мгновение ужасной, немой борьбы в душе Свидригайлова. Невыразимым взглядом глядел он на нее. Вдруг он отнял руку, отвернулся, быстро отошел к окну и стал пред ним.

Прошло еще мгновение.

Вот ключ! (Он вынул его из левого кармана пальто и положил сзади себя на стол, не глядя и не оборачиваясь к Дуне.) Берите; уходите скорей!..

Он упорно смотрел в окно.

Дуня подошла к столу взять ключ.

Скорей! Скорей! - повторил Свидригайлов, все еще не двигаясь и не оборачиваясь. Но в этом «скорей», видно, прозвучала какая-то страшная нотка.

Дуня поняла ее, схватила ключ, бросилась к дверям, быстро отомкнула их и вырвалась из комнаты. Чрез минуту, как безумная, не помня себя, выбежала она на канаву и побежала по направлению к -му мосту.

Свидригайлов простоял еще у окна минуты три; наконец медленно обернулся, осмотрелся кругом и тихо провел ладонью по лбу. Странная улыбка искривила его лицо, жалкая, печальная, слабая улыбка, улыбка отчаяния. Кровь, уже засыхавшая, запачкала ему ладонь; он посмотрел на кровь со злобою; затем намочил полотенце и вымыл себе висок. Револьвер, отброшенный Дуней и отлетевший к дверям, вдруг попался ему на глаза. Он поднял и осмотрел его. Это был маленький, карманный трехударный револьвер, старого устройства; в нем осталось еще два заряда и один капсюль. Один раз можно было выстрелить. Он подумал, сунул револьвер в карман, взял шляпу и вышел.

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 2 серия

К Раскольникову приходит Разумихин. Добивается, почему он не ходит к сестре и матери, если почти не сидит дома. Пульхерия Александровна сама приходила к нему с Разумихиным и Дуней, но не застала дома – и от расстройства слегла в жару. Разумихин стыдит Раскольникова; грозит, что «запьёт от всех этих загадок». Раскольников просит его не расставаться с Дуней – и пока ни о чём больше не спрашивать: «Потом сам всё узнаешь».

Разумихин упоминает, что Дуня получила сегодня какое-то письмо, сильно её встревожившее. Думая, что Раскольников ничего не знает о признании маляра Миколки, он рассказывает о нём. По словам Разумихина, Порфирий вроде бы Миколке верит. Эта весть пробуждает в Раскольникове слабую надежду избежать наказания, но сразу после ухода Разумихина к нему вдруг входит Порфирий.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 2 – краткое содержание

Он говорит, что пришёл окончательно объясниться: «Я вас за человека наиблагороднейшего почитаю-с, и даже с зачатками великодушия-с. Желаю доказать, что и я человек с сердцем и совестью».

Порфирий рассказывает: первые подозрения насчёт Раскольникова у него появились после чтения той самой журнальной статьи, которая, несмотря на всю дерзкую крайность своих мыслей, поражала отчаянным молодым энтузиазмом. «В бессонные ночи и в исступлении и отчаянии статейка ваша замышлялась, с подыманием и стуканьем сердца. А опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи!»

Порфирий признаётся, что начал следить за Раскольниковым с первых дней следствия по делу об убийстве и, проникнув в его нетерпеливый характер, предвидел, что он сам придёт к нему, коли виноват. «Смех-то, смех-то ваш, как вошли тогда, помните, ведь вот точно сквозь стекло я всё тогда угадал. Но для подтверждения была нужна ещё чёрточка. И как услышал я от мещанина про эти колокольчики, так даже дрожь прохватила: вот она черточка и есть! Тысячу бы рублей я дал, чтобы только в свои глаза посмотреть: как вы тогда сто шагов с мещанинишкой рядом шли, после того как он вам «убийцу» в глаза сказал, и ничего у него, целых сто шагов, спросить не посмели!»

Миколка же, по объяснению Порфирия, – молодой и восторженный парень, вроде крестьянского поэта. Он из раскольников. Одно время у некоего старца под духовным началом был, в пустыню бежать хотел. В Петербург приехав, веру в Бога горячую забыл под влиянием вина и женского пола, но когда в по делу об убийстве старухи острог попал, опять к ней обратился. «А знаете, что значит у раскольников страдание принять , тем паче от властей. Вот он и решился на это добровольно, рассудив, что всё равно засудят. Но виновник не он. Тут дело мрачное, современное, нашего времени, когда помутилось сердце человеческое; когда цитуется фраза, что кровь «освежает», и вся жизнь проповедуется в комфорте».

«Так… кто же… убил. » – отшатывается Раскольников. – «Как кто убил. – удивляется Порфирий. – Да вы и убили. Я и пришел с тем, чтоб дело повести уже на открытую».

Раскольников пытается отрицать свою вину. Он подозревает, что Порфирий опять просто хочет поймать его на замешательстве. Но у того нет сомнений. Он предлагает Раскольникову явиться с повинной – так он и следствие облегчит и себе заработает сбавку срока приговора. Порфирий даёт честное слово, что в этом случае устроит так, что «ваша явка выйдет как будто совсем неожиданная, и ваше преступление вроде помрачения какого-то представится, потому, по совести, оно помрачение и есть».

Раскольников на минуту срывается: «Эх, не надо мне совсем вашей сбавки!» – Порфирий всплескивает руками: «Как не надо сбавки! Жизни впереди ещё много будет! Ищите и обрящете. Вас, может, Бог на этом и ждал. Теорию выдумали, да и стыдно стало, что сорвалось, что уж очень не оригинально вышло! Но вы хоть себя не морочили, разом до последних столбов дошли. Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, – если только веру иль Бога найдет. Ну, и найдите, и будете жить. Страданье – дело хорошее. Коли сделали такой шаг, так уж крепитесь. Исполните-ка, что требует справедливость. Отдайтесь жизни, и она сама вас на берег вынесет. Вот я – поконченный человек, хотя, пожалуй, чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий. А вы – другая статья, да и молоды ещё. Станьте солнцем, вас все и увидят. Я даже уверен, что вы страданье надумаетесь принять , потому что страданье великая вещь».

Раскольников колеблется, предупреждает: пусть Порфирий не думает, что он уже ему во всём сознался. Порфирий говорит, что может дать ему ещё дня полтора-два на раздумье, но потом всё равно арестует.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 3 – краткое содержание

Раскольников в забытьи идёт по улице. Очнувшись, наконец, замечает, что оказался у дома с трактиром, и в распахнутом трактирном окне виден сидящий Свидригайлов. Тот из окна зовёт Раскольникова зайти к нему, в отдельный ресторанный кабинет.

Свидригайлов говорит, что спешит куда-то, но час времени может пробыть с Раскольниковым. Родион резко заявляет, что убьёт Свидригайлова, если он захочет воспользоваться тайной его преступления с целью склонить к уступчивости Дуню. Слегка подвыпивший Свидригайлов начинает с глумливым цинизмом рассказывать Раскольникову о своей любви к женщинам и склонности к удовольствиям и разврату. Раскольников морщится с отвращением, но Свидригайлов намекает, что убийце не пристало цеплять на себя маску шиллеровского идеалиста.

Родион хочет уйти, но Свидригайлов удерживает его, предлагая рассказать о том, что было между ним и Дуней.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 4 – краткое содержание

Оказывается, в деревне у Марфы Петровны ходило немало слухов о сладострастии Свидригайлова и о тёмных историях, в которые он был замешан. Узнала об этом и попавшая в семью гувернанткой Дуня, девушка пламенного характера, которая «живи она во II или III веке, пошла бы на мученичество среди первых христиан, а в веках IV или V – ушла бы в Египетскую пустыню и там тридцать лет питалась кореньями, восторгами и видениями». Узнав, что Свидригайлов начал приставать к крестьянской девушке Параше, Дуня улучила случай встретить его наедине и со сверкающими глазами потребовала, чтоб прекратил домогаться к несчастной.

Хитрец Свидригайлов прикинулся поражённым, смущённым – а Дуня, имевшая сильную страсть к моральной пропаганде, начала всё чаще встречаться с ним с целью благого воздействия на него нравоучениями и умаливаниями. Однако вскоре она поняла, что Свидригайлов думает обольстить её и порвала с ним. Однако Свидригайлов успел не на шутку влюбиться, он уже терял голову от одного шума дуниного платья. В исступлении он предложил девушке все свои деньги (тысяч до 30-ти) с тем, чтобы она бежала с ним, стал даже строить планы отравить Марфу Петровну.

«Значит, вы и сюда приехали с подлыми намерениями на мою сестру?» – спрашивает Раскольников. Но Свидригайлов убеждает: «Поначалу цель моя была такой, но теперь я забыл о Дуне. Старая знакомая Ресслих познакомила меня с небогатой семьёй, состоящей из старых, больных и весьма рассудительных родителей и их 16-летней дочери с личиком вроде рафаэлевой Мадонны».

Узнав, что Свидригайлов богат, родители не посмотрели на его более чем 30-летнюю разницу со своей дочкой и согласились на брак между ними. Похоть Свидригайлова разожгла именно юность и невинность его новой невесты. Приезжая к ней, он бесцеремонно сажает её к себе на колени. Расположил её к себе богатыми подарками. Но втайне от этой семьи познакомился с другой такой же, где такая же девочка-ребёнок. Благодаря щедрости его и там уже принимают с восторгом.

Раскольников морщится от этих «низких анекдотов»: «Значит, именно эта чудовищная разница лет и развития возбуждает в вас сладострастие?!» – Свидригайлов в ответ хохочет: «Да что вы, Шиллер наш, в добродетель-то так всем дышлом въехали? Слышать ваши вскрикивания – наслаждение! Не застрелиться ли вам? Что, аль не хочется?»

Глянув на часы, Свидригайлов говорит, что ему пора идти.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 5 – краткое содержание

Вспомнив, что Разумихин рассказывал о каком-то странном письме, полученном Дуней, Раскольников заподозревает, что оно от Свидригайлова, и решает не отставать от него. Свидригайлов говорит, что едет гулять на Острова, берёт извозчика и, приняв вид радушия, зовёт Раскольникова с собой.

Решив, что его подозрения неосновательны, Раскольников отстаёт от Свидригайлова, а тот, отъехав на извозчике шагов сто, бросает его и сходит на тротуар. Раскольников бредёт по улице в своей обычной задумчивости – и не замечает прошедшую рядом с ним, навстречу, Дуню. Та поражена отрешённостью брата, и не решается его окликнуть. Издали её манит к себе Свидригайлов.

Она подходит к нему. Он говорит: из моего письма вы знаете, что любопытная тайна вашего братца находится в моих руках. Пойдёмте, ко мне домой я покажу вам доказательства этого. Дуня опасается идти с ним, но Свидригайлов убеждает: в доме полно жильцов, рядом квартира Сони, да и дворник увидит, как мы войдём – вот вам свидетель на всякий случай. Дуня, побледнев, идёт со Свидригайловым.

Войдя к нему, она говорит: «Вы намекаете на страшное преступление, совершенное будто бы моим братом. Я не верю этой глупой сказке!» – «Если вы не верите, то зачем пришли! Я два вечера подслушивал за вот этой дверью полную исповедь Родиона Романовича Софье Семёновне. Он убил старуху чиновницу, процентщицу и, нечаянно, её сестру, чтобы ограбить». – «Брат не может быть вором!» – «Ну, он не обычный вор. У него своего рода теория: что злодейство позволительно, если главная цель хороша. Ничего, так себе теорийка; такая же, как все другие. Его увлекли Наполеон и некоторые другие гениальные люди. Конечно, обидно для молодого человека с достоинствами и с самолюбием непомерным знать, что были бы всего только тысячи три, и всё будущее его формируется иначе, а между тем нет этих трех тысяч. Прибавьте к этому раздражение от голода, от тесной квартиры, от положения, сестры и матери. Русские люди – широкие люди, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому; но беда быть широким без особенной гениальности. Вы же меня этой широкостью и укоряли не раз во время бесед в саду после ужина».

Дуня вспоминает, что читала эту теорию Раскольникова в журнале, который приносил Разумихин. Свидригайлов предлагает: «Я выручу вашего брата. У меня есть деньги, связи. Одно ваше слово, и он спасен. Зачем вам Разумихин? Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать! Я не могу слышать, как оно шумит».

Дуня хочет выбежать, но дверь заперта. Свидригайлов, насмешливо: «А Софьи Семеновны дома нет. До других квартир пять запертых комнат. Да ведь вы не захотите же вы предать вашего брата? И вряд ли сможете доказать потом, что я совершил с вами насилие: вам придётся объяснить, почему вы добровольно пришли ко мне в квартиру!»

Дуня вдруг вынимает из кармана револьвер. Свидригайлов узнаёт: это его же оружие. Дуня взяла его, как только в деревне стала подозревать, на что он способен. «Ты сам убийца! – кричит она ему. – Ты отравил Марфу Петровну!»

«Ну, стреляй!» – произносит он, делая шаг к ней. Дуня стреляет, но пуля лишь слегка царапает Свидригайлову висок. Он останавливается, но потом, мрачно улыбаясь, ступает ещё два шага. Она нажимает курок ещё раз. Осечка!

Дуня бросает пистолет. Свидригайлов, переводя дух, смотрит на неё. Подходит и обнимает за талию. Она, умоляюще: «Отпусти меня!» – Он, с отчаянием: «Так не любишь? И… не можешь. Никогда?» Дуня отрицательно качает головой.

После мига ужасной немой душевной борьбы Свидригайлов отходит от неё и кладёт перед ней ключ от двери: «Уходите скорей!» Дуня отпирает дверь и выбегает. Лицо Свидригайлова кривит странная, безнадёжная улыбка. Он поднимает брошенный Дуней револьвер, где остался один заряд, суёт его в карман и выходит на улицу.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 6 – краткое содержание

Весь вечер Свидригайлов проводит в злачных местах. Впрочем, сам он не пьёт, а поит двоих пристрявших к нему писаришек с кривыми носами. Поднимается страшная гроза, ужасный ливень. Весь вымокнув, Свидригайлов идёт к Соне.

Он говорит, что собирается ехать в Америку, а ей хочет подарить три тысячи рублей. Соня в смущении отказывается, но он убеждает: Родиону Романовичу, видимо, скоро на каторгу, а если вы с ним пойдёте, деньги вам понадобятся.

Потом, уже около полуночи, Свидригайлов едет домой к своей юной невесте, коротко сообщает ей и родителям, что пока должен уехать из Петербурга, но принёс подарок – 15 тысяч рублей. Целует девушку и уходит, ничего больше не объяснив.

Он идёт пешком в одну гостиницу на окраине города. Берёт там крошечную клетушку и в рассеянности садится внутри. За стеной – пьяный разговор двух других посетителей, за окном – шумят от сильного ветра деревья.

Ему вспоминается Раскольников: «Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, – думает он, – а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ – подлецы». Перед глазами у Свидригайлова стоит и испуганное выражение лица Дуни после первого выстрела, от которого у него тогда защемило сердце…

По одеялу кровати бежит мышь, юркает ему за рубаху. Свидригайлов, дрожа, старается поймать её – и просыпается. Но потом вновь впадает в дремоту. Ему снится деревенский коттедж, уставленный цветами. Посреди залы на столе там стоит гроб с телом юной девочки, чьё застывшее лицо выражает беспредельную скорбь и великую жалобу. Она самоубийца – утопленница. Это – 14-летняя племянница Ресслих, которую Свидригайлов когда-то изнасиловал в темную, холодную ночь, где крики её заглушал ветер.

Он просыпается. Уже три часа утра. Решает прямо сейчас идти на Петровский, выбрать там большой куст, весь облитый дождем, «так что чуть плечом задеть – и миллионы брызг обдадут голову…» Выходит в коридор, но вдруг видит там девочку лет пяти, спрятавшуюся у шкафа. Она лопочет, что «разбила чашку, и мамаша прибьёт». Это, видимо, ребёнок пьяной кухарки.

Свидригайлов относит её к себе, раздевает, закутывает в одеяло. Но когда он наклоняется посмотреть, заснула ли девочка, видит на её лице недетский сладострастный румянец. Она лукаво раскрывает глаза, тянет к нему руки. Эта сцена ужасает даже развратника-Свидригайлова, но тут он опять просыпается: это были лишь грёзы.

Уже почти светло. Он пишет несколько строк на листке бумаги. Поправляет капсюль в револьвере, задумывается за столом. Потом встаёт и выходит в туманное утро.

Свидригайлов идёт по пустой улице. Видит пожарную каланчу и рядом с ней пожарника-еврея в большой каске с выражением брюзгливой скорби на лице. «Ба! – мелькает мысль. – Да вот и самое лучшее место. По крайней мере, при официальном свидетеле…»

Он подходит к еврею. «А-зе, сто-зе вам и здеся надо?» – лупит тот на него глаза. – «Я, брат, в Америку еду», – отвечает Свидригайлов, достаёт револьвер и приставляет к виску.

Еврей поднимает брови: «А-зе здеся нельзя, здеся не места!» Свидригайлов спускает курок.

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 7 – краткое содержание

Раскольников решается пойти с признанием в полицию, но до этого приходит к матери.

Та плачет от радости. «Не тревожься, ни о чём тебя не буду расспрашивать. Я прочла твою статью в журнале и уверена, что скоро ты будешь одним из первых людей в нашем ученом мире. У тебя, может быть, Бог знает какие дела и планы, не хочу тебе мешать».

«Маменька, что бы вы обо мне ни услышали, будете ли вы любить меня так, как теперь?» – тоскливо спрашивает он. – «Конечно!» – «Я пришел вам сказать, что навсегда знайте, что сын ваш любит вас больше себя и никогда не перестанет любить!» – «Родя, эту ночь и Дуня в бреду о тебе вспоминала. Расслушала я что-то, а ничего не поняла. Что ж ты, уезжаешь куда далеко? А мне и Дуне с тобой можно». – «Нет, маменька, прощайте! Помолитесь за меня богу».

Они оба плачут обнявшись. Мать вспоминает, как мальчиком водила его на отцовскую могилку и как они вдвоём так же плакали там.

Раскольников возвращается к себе в каморку и видит в ней Дуню. Они с Соней ждали его целую ночь, думали уже, что он покончил с собой.

«Слава Богу, ты жив!» – радуется сестра. – «Я низкий человек, Дуня». – «Низкий человек, а на страданье готов идти! Разве ты, идучи на страдание, не смываешь уже вполовину свое преступление?»

«Какое преступление? – кричит он в бешенстве. – То, что я убил зловредную вошь, старушонку-процентщицу, которая из бедных сок высасывала? Я иду сдаваться только из малодушия!» – «Брат, брат, что ты это говоришь! Ведь ты кровь пролил!» – «Которая всегда лилась на свете, как водопад, и за которую венчают в Капитолии и называют потом благодетелем человечества. А я первого шага не выдержал, потому что я – подлец!»

Раскольников всё же просит у сестры прощения за то, что сделал её и мать несчастными. Он вынимает из запылённой книги на столе портрет своей умершей невесты и отдаёт его Дуне. «Вот с нею я много переговорил об этом. Она не согласна была, как и ты… Но теперь всё пойдет по-новому, переломится надвое. Хотя, к чему мне все эти бессмысленные испытания?»

Они выходят на улицу и идут в разные стороны. Заметив, что Дуня медлит сзади, Раскольников досадливо машет ей рукой и шагает с мыслью: «Неужто через пятнадцать – двадцать лет я так смирюсь, что признаю себя разбойником? Зачем я иду на этот бесполезный гнёт?»

Достоевский «Преступление и наказание», часть 6, глава 8 – краткое содержание

Раскольников приходит к Соне. «Я за твоими крестами, Соня. Пойду сдаваться. Но не к Порфирию, а лучше к поручику Пороху».

Соня надевает на него и на себя кресты (на себя – Лизаветин, они поменялись с ней, когда та была ещё жива). Раскольников даёт надеть на себя крест, зло усмехаясь.

Соня хочет идти вместе с ним, но он не позволяет. Идёт один к «конторе» в сильном волнении, пытаясь отвлечься разглядыванием уличных сценок. Но недалеко от цели вдруг поворачивает в сторону, идёт к Сенной и на середине площади вдруг вспоминает слова Сони: «Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: «Я убийца!»».

В тоске и дрожи Раскольников бросается в возможность этого цельного, полного ощущения. Всё разом в нем смягчается, льются слезы. Он становится на колени, целует землю. Но вокруг слышны насмешки над ним, как над пьяным – и от этого слова: «Я убил!», уже готовые слететь с языка, так и замирают на нём.

Он замечает: Соня всё-таки идёт поодаль за ним. Заходит в контору. Ноги не идут, но он подгоняет сам себя.

В комнате писарей Раскольников вдруг видит Пороха. «А-а-а! М-мае п-пач-тенье! Родион Романыч, кажется? – дружелюбно обращается тот к нему. – Мне после той нашей встречи рассказали, что вы молодой литератор и даже ученый… Я, признаюсь, хотел даже к вам идти объясниться… А дело об убийстве уже разъяснилось. Вы сейчас по какому поводу?».

Раскольников, вдруг заколебавшись, бормочет: «Хотел найти Замётова…» – «А он уже перешёл отсюда в другое место. Ветреный мальчишка! Сейчас среди молодёжи много нигилистов распространилось. И самоубийств всё больше. Вот сегодня один застрелился на Петербургской. Как, бишь, его звали?» – «Свидригайлов», – подсказывает кто-то.

Впервые услышанная новость о самоубийстве Свидригайлова потрясает Раскольникова. Он бледнеет всё сильнее. «Ну, мне пора… Извините, обеспокоил…»

Сходит с лестницы, держась за стену. Но на дворе стоит Соня, которая, увидев его, в отчаянии всплескивает руками. Безобразно улыбнувшись, Раскольников поворачивает опять по лестнице вверх, в контору.

Войдя, он издаёт какие-то невнятные звуки. К нему бросаются, подносят стул, воды. Однако он вдруг ясно проговаривает: «Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором, и ограбил ».

Преступление и наказание глава 4 часть 6

Глава 1. Родион Раскольников, бедный молодой человек, бросил из нищеты университет и жил в Петербурге в убогой каморке, за которую сильно задолжал квартирной хозяйке. От невзгод и одиночества он целиком ушёл в себя. (См. статьи Жизнь Раскольникова до преступления, Путь Раскольникова к преступлению, а также: Достоевский «Преступление и наказание» – читать по главам.)

Однажды в июльский день Раскольников вышел на душную улицу и побрёл к старухе-процентщице Алёне Ивановне. Он собирался заложить у неё отцовские серебряные часы – и вместе с тем сделать пробу предприятию, о котором думал всё последнее время.

Злая, сварливая старушонка Алёна встретила Раскольникова неприветливо. За часы она дала ему лишь грошовую плату. Раскольников внимательно осматривал квартиру процентщицы, а выйдя от неё на улицу, вдруг остановился и произнёс: «Какой ужас мог прийти мне в голову! Как это всё отвратительно и грязно!» От голода и расстройства нервов его потянуло его зайти в распивочную.

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

Глава 2. С Раскольниковым разговорился сидевший в распивочной оборванный пожилой человек. Он представился бывшим чиновником Мармеладовым и рассказал грустную историю своей жизни. После первого брака Мармеладов взял в супруги Катерину Ивановну, женщину благородного происхождения, но бедную. Семейство вскоре впало в нищету: Мармеладов лишился службы по сокращению штатов, от этого стал пить и не мог найти другого места уже из-за пьянства. Катерина Ивановна заболела чахоткой. Троих её маленьких детей от другого мужа было не на что содержать. В жертву родным поневоле принесла себя Соня, дочь Мармеладова от первой жены: чтобы спасти отца, мачеху и её детей, она пошла в проститутки. Несколько недель назад Мармеладов поступил на службу, но потом опять запил. Стыдясь идти домой, он ночевал среди бродяг, а сегодня ходил на квартиру к Соне просить на похмелье.

Раскольников и Мармеладов. Рисунок М. П. Клодта, 1874

Раскольников отвёл Мармеладова домой. В его жалком жилище он увидел Катерину Ивановну с оборванными детьми и красными, недужными пятнами на щеках. Эта вспыльчивая женщина от отчаяния стала таскать пропившего последние деньги Мармеладова за волосы. В порыве сострадания Раскольников незаметно оставил им на подоконнике милостыню из своих последних медных денег и ушёл.

Глава 3 . На следующий день Раскольников проснулся дома голодный. Из жалости ему принесла чаю и щей хозяйкина служанка Настасья.

Она рассказала Раскольникову, что хозяйка хочет донести на него в полицию за долги. Отдала и письмо, пришедшее ему вчера от оставшейся в провинции матери. Мать писала, что по неимению средств почти не может помогать Родиону. Жившая с ней сестра Раскольникова, Дуня, чтобы высылать брату хоть немного денег, поступила гувернанткой в дом местных помещиков – господина Свидригайлова и его жены Марфы Петровны. Свидригайлов стал домогаться красавицы Дуни. Узнав про это, Марфа Петровна ославила её на весь город. Девушка долго была предметом насмешливых сплетен, но потом Марфа Петровна нашла письмо Дуни к Свидригайлову, где та твёрдо отвергала его домогательства – и сама стала восстанавливать её репутацию, читая письмо во всех домах. К Дуне посватался состоятельный родственник Марфы Петровны, Петр Петрович Лужин, 45-летний деловой человек, тяжебщик, «враг предрассудков» и сторонник «убеждений новейших поколений». Лужин намеревался открыть в Петербурге адвокатскую контору и объяснил, что хочет взять за себя девушку честную, но без приданого, чтобы, узнав смолоду бедственное положение, она потом всю жизнь считала мужа за благодетеля.

Мать писала, что Дуня приняла предложение Лужина и мечтает увидеть брата Родиона помощником в его конторе, а может быть и компаньоном. Лужин уже выехал в Петербург, вызвав к себе и невесту с матерью. Они вскоре приедут в столицу, где смогут повидаться и с Родионом, хотя бережливый жених даже не оплатил им дорогу и вряд ли согласится, чтобы после его брака с Дуней мать жила с ними.

Глава 4. Раскольников вышел на улицу, с волнением думая о материнском письме. Он понял: идя за Лужина, Дуня приносит себя в жертву – надеется устроить брату карьеру при помощи будущего супруга. Ради того же на брак соглашается и мать, которая хорошо понимает скупого жениха. Раскольников решил противиться этому замужеству. Однако он понимал, что в ближайшие годы у него не будет способа помочь сестре и матери – и даже если сейчас расстроить сватовство Лужина, то потом Дуне всё равно предстоит ничуть не лучшая участь. «Что же делать? – думал он. – Смириться с жалкой, постыдной участью или побыстрее решиться на что-то смелое ?»

На бульваре Раскольников заметил молоденькую пьяную девушку в разорванном платье, которую выслеживал шедший сзади молодой развратник. Вспомнив про историю собственной сестры со Свидригайловым, Раскольников едва не бросился на уличного фата. Начинавшуюся драку разнял пожилой городовой с добрым, смышлёным лицом. Раскольников отдал городовому последние деньги на наём для девушки извозчика домой, однако это первое душевное движение в следующий момент показалось ему смешным. Оно не совпадало с его новой теорией о праве сильного , по которой выходило: да пусть бы франт и позабавился!

Глава 5. Блуждая, Раскольников добрался до дачных Островов и заснул там под кустом от голодной и нервной слабости. Ему приснился сон, будто гуляя ребёнком с отцом на окраине родного городка, он видит, как пьяный мужик Миколка насажал в большую телегу хмельных друзей и стал вместе с ними хлестать кнутами запряжённую в неё худую кобылёнку, чтобы та пошла вскачь. Слабая лошадка едва трогалась с места. Рассвирепевшие седоки стали сечь её по глазам, потом Миколка начал бить её ломом – и уходил насмерть. Ребёнок Родя, жалостно крича, бросился целовать окровавленную лошадиную морду… (См. Первый сон Раскольникова — о забитой кляче.)

Проснувшись, Раскольников воскликнул: «Боже! Да неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове… буду скользить в липкой крови, взламывать замок и дрожать, залитый кровью. » Он молил, чтобы Бог избавил его от «проклятой мечты». Но, идя назад домой через Сенную площадь, Раскольников вдруг увидел младшую сестру процентщицы, Лизавету, которую какой-то мещанин приглашал завтра к себе домой, к семи вечера, по торговому делу. Неожиданное известие, что старуха завтра в семь останется дома одна, показалось ему знаком судьбы!

Глава 6. Раскольникову вспомнилось и ещё одно странное совпадение. Месяца полтора назад, как раз по пути домой после своего первого визита к Алёне Ивановне, он зашёл в трактир и случайно услышал разговор про ту же процентщицу студента и офицера, игравших на бильярде. Студент рассказывал, как скупая, безжалостная Алёна тиранит свою забитую сестру Лизавету, и возмущался: «С одной стороны, глупая, ничтожная, злая старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная… С другой – молодые, свежие силы, тысячами пропадающие вокруг без поддержки. Убей её и возьми её деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству: не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел?» Слушая разговор, Раскольников страшно волновался, ибо те же мысли прямо перед этим пришли в голову ему самому… (См. статью Теория Раскольникова.)

…Почти весь следующий день после встречи с Лизаветой на Сенной он проспал, а, пробудившись, увидел, что уже вечер. В возбуждении он вскочил в постели, пришил к одежде изнутри петлю, чтобы незаметно нести топор, смастерил из двух деревяшек «заклад», завернул его в бумагу и перевязал шнурком.

Был уже седьмой час. Раскольников выбежал на улицу. Топор он незаметно своровал внизу, в открытой каморке дворника. По пути к дому процентщицы он, чувствовал, как будто его ведут к эшафоту. На его звонок вначале ответа не было, но потом за дверью послышался лёгкий шорох, и начали снимать запор.

Глава 7. Войдя в квартиру, Раскольников отдал Алёне Ивановне «заклад». Старуха долго путалась в замысловато намотанном вокруг него шнурке. Когда она в досаде сделала движение повернуться в сторону Раскольникова, тот вынул из-под одежды топор и несколько раз ударил её по голове. Старуха рухнула на пол. Раскольников вынул у неё из кармана связку ключей и побежал в спальню. Под кроватью он нашёл сундучок с заложенными вещами, открыл его и стал набивать карманы первым, что попадалось под руку.

Сзади вдруг послышался шорох. Раскольников выбежал из спальни и увидел, что над телом сестры стоит вернувшаяся домой Лизавета. Он бросился на неё, ударил по голове топором – и в ужасе заметил, что входная дверь в квартиру оставалась незапертой!

Иллюстрация к «Преступлению и наказанию» художника Н. Каразина

Второе убийство было непредвиденным. Раскольников торопился уходить, но кто-то стал подниматься снизу по подъездной лестнице. Раскольников едва успел запереть дверь. Неизвестный подошёл к ней, стал настойчиво звонить, дёргать ручку двери и кричать, чтобы старуха открывала. Вскоре подошёл ещё один, по голосу молодой, и заметил, что дверь отстаёт при дёрганьи – значит, она заперта не на замок, а на крючок изнутри! Почему же не открывают?

Оба решили, что дело неладно! Молодой побежал вниз за дворником. Первый вначале остался у двери, но, подождав, тоже спустился к подъезду. Раскольников вышел за ним. Навстречу уже поднимались снизу несколько человек. Раскольников терял надежду ускользнуть незамеченным, но вдруг заметил, что одна квартира, в которой он, идя к старухе, видел красивших рабочих, сейчас распахнута и пуста. Он скользнул в неё, выждал, когда те, другие, прошли наверх и быстро вышел из дома. На своём дворе он подбросил топор на старое место – и забылся дома на диване в полубреду…

Аудиокнига Преступление и наказание слушать онлайн

• 001.mp3
• 002.mp3
• 003.mp3
• 004.mp3
• 005.mp3
• 006.mp3
• 007.mp3
• 008.mp3
• 009.mp3
• 010.mp3
• 011.mp3
• 012.mp3
• 013.mp3
• 014.mp3
• 015.mp3
• 016.mp3
• 017.mp3
• 018.mp3
• 019.mp3
• 020.mp3
• 021.mp3
• 022.mp3
• 023.mp3
• 024.mp3
• 025.mp3
• 026.mp3
• 027.mp3
• 028.mp3
• 029.mp3
• 030.mp3
• 031.mp3
• 032.mp3
• 033.mp3
• 034.mp3
• 035.mp3
• 036.mp3
• 037.mp3
• 038.mp3
• 039.mp3
• 040.mp3
• 041.mp3

По вопросам правообладания обращаться на

Администрация не несет ответственности за размещенный на портале материал

Анализ части 4 главы 4 романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Успейте воспользоваться скидками до 50% на курсы «Инфоурок»

Анализ части 4 главы 4 романа Ф.М. Достоевского

Урок учителя русского языка

1.Обучение анализу эпизода.

2. Воспитание нравственных ценностей на тексте Достоевского.

«Преступление и наказание»

Обрести Христа – значит обрести собственную душу

Мы продолжаем с вами след в след идти за героем Ф.М. Достоевского. Мы видели, как Раскольников созревал для убийства, видели, как он мучился, видели вместе с ним его сны, видели, как он убил, видели, что было дольше. Мы прошли вместе с героем, вроде бы, долгий путь, а дошли лишь до конца 4 части. На ней мы и остановимся.

Почему именно эта глава? Она очень значима и символична…

Многое мы уже узнали о Раскольникове. Многое поняли в нем.

— Что он представляет из себя? Кто он?

— Как он относится к окружающим? Почему так?

— Что это за теория такая?

И из-за этого он один, отчужден ото всех. В самые трудные дни, которые бывают у всех, невозможно человеку оставаться одному. Мы живем в социуме и воспринимаем себя как человека, которому важно и нужно уважение, сочувствие и понимание. И как бы мы не отстранялись от социума – одобрение, сочувствие и даже жалость нам нужны.

Оказывается и Раскольников такой же, несмотря на желание примкнуть к Высшим, несмотря на гордыню и неприятие «тварей дрожащих».

— А может она, эта «Тварь дрожащая» и способна понять его?

Представьте себе Человека. Что ему до страданий «твари». Но даже если он – Человек! А вокруг – ледяная пустыня…

Не учел Раскольников одного, может самого важного – у каждого Наполеона были люди, которые его просто любили, принимали его таким, какой он есть, прощали его, дарили ему любовь и свою жизнь. Просто так…

И кем бы они были без них.

Не учел, не понял. Да и что мог понять этот совсем еще, 20 с небольшим лет, без всякого жизненного опыта. Он считал, что его не поймут ни мать, ни сестра, ни друг. А тогда идти куда? Куда? «Когда некуда больше идти» …

— Что он представляет из себя?

А теперь и Раскольников оказался у той же черты…

— Куда же он может пойти? Кто его поймет? Кто выслушает?

Первой к кому он должен пойти – это мать, но он не идет. Почему?

— К сестре? Не идет. Почему?

— К другу? Не идет. Почему?

Может и правда идти некуда.

Какое страшное слово – «некуда».

Огромный город, множество людей, а идти некуда и не к кому. А ему только 20. Мысли разрывают голову, чувства разрывают душу и сердце.

И он идет к Соне. С чего вдруг?

Люди обыкновенные не интересны Родиону. Однако трагические обстоятельства заставляют его всмотреться в них. Чем же обернется это для него?

(просмотр эпизода из фильма «Преступление и наказание»

Итак, он идет к Соне.

— Почему же к Соне? Она же просто проститутка, та самая «тварь дрожащая»? Что он ждет от Сони?

(Он ищет союзника, родственную душу, он считает что, и он и Соня – душегубцы. Он губит — чужие, а Соня — свою. Но для него это все равно.

ОН преступил и она преступила. Они преступники. И он зовет ее с собой).

Все это так, Но захочет ли она пойти с ним?

(Так вопрос для него не стоит: идти ей, как и ему, больше некуда, поэтому стоит только позвать).

— Оправдались его расчеты? Почему?

(Наверное нет, потому, что эта встреча пробуждает в нем неожиданные чувства).

(Одно из них – любопытство.Соня по- иному смотрит на жизнь: видит хорошее в людях, жалеет их.).

Что же ожидал Раскольников? И что же он видит?

Он ожидал увидеть человека, сосредоточенного на своих бедах, измученного, опустившегося, сломленного страшными обстоятельствами жизни, обреченного, готового ухватиться за малейшую надежду. Но видит

Нечто иное. И возникает вопрос, который он задает себе.

— Какой вопрос? (с. 160)

И поэтому Соня становить интересна Раскольникову?

— А интересен ли был ему ее отец?

(Нет, он был ясен с самого начала: слабый, безвольный, способный вызвать в худшем случае насмешку.В лучшем случае – жалость).

А Соня другая… Еще раз прочитайте вопрос, вставший перед Раскольниковым. Попробуйте определить качество Сони, которое привлекло его?

— Сила. Сила, позволяющая ей жить. В чем ее источник?

— Чистота духа. Каким чудом объяснить ее?

Странным это кажется Раскольникову. «Юродивая, — твердил он про себя.

Почему юродивая? Какое значение имеет это слово?

Через знакомство с Соней Родион открывает мир людей, живущих по иным законам человеческого братства: не равнодушие, ненависть и жестокость, а открытое душевное общение, чуткость, любовь, жалость и сострадание живут в ней.

«На комоде лежала какая-то книга», — пишет далее Достоевский. Книга. Без названия упоминается только одна книга – Библия, в которую входит четыре Евагелия. Это настольная книга и самого Достоевского. Не зная Евангелия, трудно понять, о чем нам хотел сказать Достоевский в этой главе.

О чем написано в Евангелии? (О земной жизни Иисуса Христа)

Отвлечемся от романа. Посмотрим на картину Крамского «Христос в пустыне».Евангелие рассказывает, что Христос приняв Крещение, уходит в пустыню и в течение 40 дней пребывает в полном уединении, размышляя о своем назначении, о том, как трудно на это решиться.

— Что является композиционным центром картины? (Руки Иисуса до боли сжаты)

Почему? А потому что перед нами драма: превращение частного человека впосланника божьего, страдающего за людей. Боль за людей, желание им помочь – вот главное в Христе. После 40 дней в пустыне, он произносит свою Нагорную проповедь, в которой говорит:

— не гневайся на брата своего, кто скажет про брата – «пустой человек», тот подлежит суду,

— не преступай клятвы своей,

— не противься злу (кто ударит по левой щеке, подставь правую),

— люби ближнего своего как самого себя.

Это слова Христа. По его заповедям и живет Соня.

— А Раскольников? Какие заповеди нарушил он?

Все так. Но в православном христианстве существует и понятие 7 смертных грехов: зависть, скупость, обжорство, гордыня, гнев,уныние, блуд.

— В чем грешен Раскольников?

Гордыня. Смертный грех.

— Почему смертный? Он не отмолим.

А если мы все это применим к Соне?

Правильно. И чувствуя все это в ней интуитивно, он приходит к ней. И по его требованию она читает о «Воскресении Лазаря».

(просмотр эпизода фильма «Преступление и наказание» 6 серия)

— Как вы думаете, почему выбрано именно это место из Евангелия?

— Сколько дней был Лазарь во гробе? (Четыре)

4 дня просо дня ушло и со дня убийства. Раскольников осознает себя мертвым, он Лазарь, который 4 дня был во гробе. (вспомним описание его каморки!) Но словно тусклый свет того свечного огарка, которыйи освещал «в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги», теплился свет веры в душе преступника в возможное для себя воскресение.

— Проследите по ремаркам как читает Соня. Посмотрите на ее эмоции и переживания.

— Почему это?(Она,читая, желает, чтобы он ослепленный и неверующий, уверовал в Бога. И дрожит от радостного ожидания этого.)

— А вы не думали: почему именно Евангелие читает Соня? (Она показывает путь к возрождению, спасению, воссоединению душ).

Достоевский выделил курсивом слова: «Я есмь Воскресение и жизнь».

— Что это значит? (Пробуждается душа).

— С каким впечатлением уходит Раскольников? (Он изменил свое мнение о ней. Она не юродивая. Христианской любовью любит Соня. Раскольников вдруг понял правду Сони, ее жертвенную чистоту).

— Что он говорит уходя от нее?

Очень интересно, что в романе важно не только к кому приходит Раскольников, но и где это происходит. Обратимся к Евангелию.

«И оставив Назарет, пришел и поселился в Копернауме».

— Ничего не напоминает? Как фамилия человека, у которого Соня снимает комнату? (Капернаум).

И это тоже символично. Читаем дальше: «И когда Иисус возлежал в доме многие мытари и грешники пришли и возлежали с ним. Увидевши то, Фарисеи сказали Ученикам Его: Для чего Учитель ваш ест и пьет с матырями и грешниками?» Иисус, услышав это, сказал им: « Не здоровые имеют нужду во враче, но больные».»

Вот и больной душой Раскольников приходит к Соне, чтобы излечиться, действуя даже не по повелению разума, а ведомый своей мятущейся, израненной душой.

Итак, подведем итоги. Сегодня мы анализировали только одну главу великого романа Достоевского. Чем же она так важна?

Именно здесь и сейчас из стройной, казалось бы, теории Раскольникова был вынут первый камушек. Впервые он что-то понял о людях обыкновенных, душой понял, что возможность вокрешения и очищения есть. Слабый свет надежды забрезжил впереди. И он сделал первый шаг к излечению…

(В конце урока можно дать небольшую письменную работу. Ответить на вопрос: «Как вы поняли смысл этой главы романа «Преступление и наказание»?)

Достоевский, «Преступление и наказание»: кратчайшее содержание подробно по главам, 6 частей + ЭПИЛОГ

Родион Раскольников, главное действующее лицо романа, несколько месяцев назад был отчислен из высшего учебного заведения. Вид его, прямо сказать, жалок: от одежды остались одни лохмотья, средств едва хватает на то, чтобы прокормиться. Жилье Раскольникова – это маленькая грязная коморка, условия в которой оставляют желать лучшего. Но денег главному герою не хватает даже на то, чтобы оплатить аренду своего более чем скромного жилья, и он вынужден постоянно прятаться от хозяйки. Помимо всех прочих удручающих факторов, в летние месяцы (как раз на них и приходится действие романа) Раскольникова мучает сильнейшая жара: в его коморке настолько душно, что даже дышится несчастному молодому человеку с трудом.

Разумеется, поставленный жизнью «на колени» молодой человек отнюдь не чувствует себя счастливым. Ему не знакомы прекрасные юношеские порывы души, ведь его единственная забота – где достать денег на завтрашний день? С каждым днем психологическое состояние его становится все хуже, и когда, казалось бы, молодой человек уже оказался на грани отчаяния, к нему приходит внезапное озарение. В голове юноше созрел четкий план: как не только взять у хозяйки денег в залог, но и избавиться от необходимости их отдавать.

Продолжение

Не откладывая, Раскольников начинает немедленную подготовку к реализации своей задумки: он тщательно продумывает каждую деталь, и разумеется, готовится морально, ведь то, что он собирается сделать, далеко от общепринятых нравственных идеалов… Однако куда больше совести он боится, что будет раскрыт, поэтому уделяет внимание всем мелочам: решает заменить свою шляпу (ведь его старая так сильно обтрепалась, что стала весьма приметной на людях) и считает шаги от своего дома до дома хозяйки, чтобы не прогадать со временем. Пока Раскольников наблюдал за процентщицей, он успел подметить и еще одну немаловажную деталь: на этаже хозяйке освободилась квартира, а это значит, что занятой может быть только одна.

Алена Ивановна – процентщица уже весьма преклонного возраста и очень крутого нрава. Она живет в собственной квартире, а ее соседкой является молодая, но совершенно забитая и бессловесная младшая сестра Лиза. Когда Раскольников приходит к хозяйке за заемными деньгами, он видит, что тихая Лиза стала жертвой жесткого характера старухи: она вынуждена и днем и ночью работать на процентщицу, и, фактические, находится у нее в рабстве. Понаблюдав за своей заемщицей и ее соседкой, Раскольников уходит, оставляя в залог единственную ценную вещь, которая у него осталась – серебряные часы.

На пути в свою скромную обитель Раскольников решает зайти в местную таверну, где заводит интересное знакомство с бывшим чиновником – Мармеладовым Семеном Захаровичем. Впрочем, за годы пьянства Мармеладов стал мало похож на государственного служащего, но он завлекает Раскольникова интересным рассказом о собственной семье (в которой, к слову, все так же безнадежно, как и жизни молодого человека). Из повествования пьяницы становится известно, что его жена Катерина Ивановна, вдова офицера, вышла за чиновника только от безнадежности, уже имея на руках трех детей, которых нечем было кормить. Впрочем, ее надежды не сбылись: Мармеладов потерял свое «теплое» место и стал пить. Алкоголизм его продолжается и по сей день, а кормит семью старшая дочь Катерины Ивановны, зарабатывая весьма недвусмысленным способом – на панели. Сам Мармеладов занимается тем, что пьет, клянчит деньги у дочери и жены, и ежедневно с пьяну публично кается, упиваясь собственным самобичеванием.

Такая жизненная позиция кажется близкой Раскольникову, и в Мармеладове он вдруг видит нового товарища. Проникшись несчастной судьбой бывшего чиновника, молодой человек вызывается проводить его до дома, где становится свидетелем семейной сцены. В разгар скандала Родион решает уйти, что немедленно и делает, оставив на подоконнике несколько ценных монет.

На следующее утро Раскольникову служанка Настя приносит письмо от его матери, содержание которого, впрочем, лишь больше удручает положение молодого человека.

Мать пишет Раскольникову о том, как плохо дела обстоят дома: и сама она, и сестра Родиона Дуня также находятся в очень удручающим положении – пытаясь помочь ему деньгами, сами они влезли в чудовищные долги. Для того, чтобы как-то прокормить семью, Дуня пошла в служанки к местной зажиточной семье – Свидригайловым, у которых и взяла в долг сто рублей, чтобы выслать брату. Именно из-за этого долга она не смогла оставить службу, когда господин Свидригайлов стал нагло домогаться юной девушки, а жена хозяина, узнав о похождениях мужа, обвинила в развратном поведении саму Дуню.

Тем не менее, репутация девушки была восстановлена самим Свидригайловым – в качестве доказательства он предоставил жене письмо ему от Дуни, где она отвергает все его недвусмысленные предложения и защищает его жену. Сама же хозяйка – Марфа Петровна, поступает по совести, и объезжает все дома в городе, чтобы поведать округе о ее ошибке. Местный надворный советник – Петр Петрович Лужин, заинтересовавшись личностью Дуни, решает на ней жениться, и та принимает его предложение.

Новость о том, что его сестра готова вступить в брак, сильно расстраивает и злит Раскольникова. Он понимает, что Дуня просто-напросто продается, ведь Лужин обещал выделить денег на то, чтобы брат закончил обучение, и взять его потом работать в свою адвокатскую контору. В этой перспективе Родин не видит ничего радостного – напротив, он решает, что бракосочетание ни в коем случае не должно состояться.

Поступок Дуни видится Раскольникову абсолютно безнравственным, ему кажется, что даже Соня Мармеладова поступала лучше, продаваясь ради того, чтобы прокормить семью. Поэтому известие от матери о том, что они вместе с Дуней собираются приехать к Родиону в Петербург, а также высланные деньги, нисколько его не радуют. Полный тяжелыми думами, Раскольников отправляется прогуляться.

Иллюстрация из книги

Во время блуждания по городу он прикидывает: вот он восстановит учебу, найдет себе приличную работу, и, наконец, заживет… Но сколько на это потребуется времени! Годы, годы! А что же будет с матерью и Дуней? Пропадут ведь! Выходом из положения снова кажется уже посещавшая его ранее мысль о процентщице…

Как следует сконцентрироваться Родион не успевает: его внимание привлекает очень неприятная сцена. Молодой человек наблюдает, как какой-то грузный господин домогается до юной, но совершенно обтрепанной нищей девочки. Раскольников вмешивается и прогонят негодяя, а пьяную девушку отправляет с извозчиком домой, разумеется, оставив за проезд денег городничему. Родион с тоской думает о дальнейшей судьбе девочки, но понимает, что поделать он сам ничего не сможет: какой-то треклятый «процент» все время встает у него на пути!

Дальнейшая прогулка Раскольникова все также полна тяжелых раздумий. Он ловит себя на том, что уже не самом деле принял решение, и это повергает его в ужас. Полный страданий, он выпивает и быстро пьянеет, не видит куда идет, и, в изнеможении падая на траву, засыпает. Проснувшись от кошмарного сна, Родион снова возвращается к своим мыслям: разве он сможет взять в руки топор и ударить им по голове? Разве способен забить человека до смерти, как забил Миколка лошадь из его кошмарного сна? Нет, совершенно точно, он на это не способен! Именно эта мысль приносит Раскольникову облегчение, и на душе его становится легче… но ненадолго.

Окончательное решение молодой человек принимает, когда вдруг неожиданно встречает Лизавету – сестру той самой бабки-процентщицы. Он вспоминает о том, что говорили люди про отношения между сестрами: что Лизавета работает, не покладая рук, а старуха не собирается ей оставить даже никакого наследства… Большое впечатление на Раскольникова произвел несколько месяцев назад подслушанный им разговор в трактире: студент доказывал офицеру, что жизнь этой старухи ничего не стоит, и хорошо бы ее убить, чтобы такое добро досталось хорошим людям, а не жадной процентщице.

Спектакль Русского театра «Преступление и наказание»

На следующий день Родиона охватывает неожиданная суета: он в спешке начинает готовиться к убийству. Кажется, что все происходит в какой-то растерянной лихорадке, состояние юноши близко к бреду: Раскольников пришивает к пальто петлю, чтобы удержать на ней топор, заворачивает фальшивку в форме обещанной серебряной папиросницы, чтобы отвлечь ей старуху, и, наконец, выходит из дому.

Взяв в дворницкой топор, юноша идет к процентщице, стараясь никак не привлекать к себе внимание.

Придя к процентщице, Родион сначала волнуется, что старуха начнет что-то подозревать и не впустит его. Однако его опасения оказались напрасными: поверив, что в бумагу завернута папиросница, женщина пытается развязать тесемку, и тут юноша понимает: или сейчас, или никогда! Он достает топор и сильно бьет процентщицу по голове, старуха оседает на пол, а Раскольников наносит второй удар, после чего понимает, что та уже мертва.

Достав у убитой процентщицы ключи, юноша направляется в ее комнаты, чтобы прибрать к рукам все ценное, что он сможет там найти. Неожиданно заходит Лизавета – сестра процентщицы, и Раскольников в панике убивает и ее. От осознания того, что он сделал, его сначала охватывает ужас, но он берет себя в руки и начинает затирать следы. Собираясь уходить с места преступления, он едва ли не сталкивается с клиентами процентщицы, но успевает спрятаться. Переждав, пока те уйдут, Раскольников уходит, возвращает топор в дворницкую, и, добравшись до своей каморки, в изнеможении засыпает.

Рок-опера «Преступление и наказание»

Сон юноши длится действительно долго – он просыпается только к трем часам дня. Вспомнив о том, что он совершил накануне, Раскольников поддается панике: он судорожно проверяет, не осталось ли на его одежде следов крови и прячет драгоценности, которые украл из дома убитой.

К ужасу Родиона, к нему является Настасья с повесткой из полиции. Преодолевая сой страх, юноша все-таки направляется туда, но оказалось, что правоохранительные органы привлекли его только для того, чтобы написать расписку о выплате долга хозяйке каморки, которую снимает Раскольников. На выходе из участка он вдруг слышит разговор о том, что процентщицу убили, и, переполняемый чувствами, падает без чувств. Впрочем, никаких подозрений это не вызывает – полицейские решают, что юноша просто болен, и мирно отпускают его.

Раскольникова все больше и больше начинают преследовать навязчивые страхи. Ему видится, что вот-вот к нему домой придут с обыском, подозревая в краже старухиных драгоценностей и денег. Из своих опасений он решает спрятать находки как можно лучше, что и делает, выбрав в качестве тайника неприметный камень в пустынном дворе, окруженном высокими и глухими стенами.

Спрятав украденное, Раскольников возвращается домой, где его рассудок окончательно мутнеет. Следующие несколько дней юноша проводит в беспокойном бреду: совершенное преступление сильно отразилось на его психологическом здоровье. Когда Родион приходит в себя, с ним в каморке находятся два человека – служанка Настасья и друг Раскольникова, студент Разумихин. Те обеспокоены плохим самочувствием юноши и Разумихин рассказывает ему о том, что в период беспамятства Родиона приходил полицейский Заметов и интересовался о его имуществе. Настасья передает Раскольникову деньги, которые ему передала мама для оплаты аренды жилья.

Иллюстрация из книги

К Раскольникову приходит еще один гость. Это его товарищ – студент Зосимов, обучающийся медицине. В беседе он рассказывает Родиону о недавно произошедшем убийстве старой процентщицы, а также о том, что второй жертвой нападения стала ее молодая сестра – Лизавета. Зосимов рассказывает, что у полиции по этому делу огромное количество подозреваемых (в том числе и Миколка, служащий красильщиком), но, поскольку никаких улик обнаружено не было, расследование идет очень тяжело.

Следующим гостем, навестившим скромную обитель бывшего студента, становится весьма неприятная ему личность – это Петр Петрович Лужин, тот самый владелец адвокатской конторы, с которым хочет обручиться Дуня, сестра Раскольникова. Хозяин каморки отнюдь не рад этому посещению, и прямо при всех товарищах начинает ссору с Лужиным. В ход идут упреки в том, что мужчина хочет жениться на Дуне для того, чтобы та всю жизнь прожила униженной и признательной Лужину за избавление ее семьи от бедности. Тот, в свою очередь, с мнением Раскольникова не согласен и пытается ему возразить, но бывший студент ничего не хочет слышать.

Родин прогоняет Лужина, после чего уходят и остальные гости. Разумихин, выходя, отмечает, что с Раскольниковым что-то не так, будто какие-то тяжелые думы его одолевают.

Раскольников уже достаточно приходит в себя, чтобы выбираться на прогулки и даже общаться с другими людьми, как ни в чем не бывало. Проводя время в распивочной, он встречает Заметова – того самого полицейского, который приходил к Родиону во время его болезни. Их разговор затрагивает убийство старой процентщицы, и Родион, сам не понимая, что говорит, начинает рассказывать, как бы он себя вел, будучи на месте совершившего преступления. Фактически, Раскольников сам выдает себя полицейскому, но тот ему не верит и принимает за сумасшедшего.

Выйдя из распивочной, Родион поддается тяжелым мыслям о суициде. Вина за убийство настолько сильно тяготит его, что он решает утопиться, но вскоре меняет свое решение. Опять впадая в бред, он направляется к дому, где было совершено преступление, и застает там за работой ремонтную бригаду. Он пытается и с ними завести разговор об убийстве, но результат получается тот же, что и из беседы с Заметовым – ремонтники тоже принимают оборванного юношу за сумасшедшего.

Иллюстрация из книги

По дороге домой Раскольников наблюдает собрание большой толпы народа. Ему становится любопытно, что случилось, и он идет к центру событий, где обнаруживает причину всеобщего беспокойства. Ей оказывается недавний знакомый Раскольникова – Мармеладов, которого сбили на дороге. В тяжелом состоянии бывшего чиновника отправляют домой, Раскольников идет с ним.

Дома у семьи Мармеладовых Родион становится свидетелем смерти бывшего чиновника. умирая, он просит прощения у своей дочери за то, что сделал с ее жизнью и на что вынудил пойти. Глубоко тронутый этой сценой, Раскольников отдает все оставшиеся сбережения семье Мармеладовых на похороны.

Почувствовав себя значительно лучше, Раскольников идет в гости к товарищу Разумихину. Проведя вместе время, оба юноши направляются к дому Родион – товарищ решает его проводить. В окнах каморки Раскольникова они замечают свет, ему несказанно удивляются – ведь бывший студент живет один. Поднявшись в комнату Раскольникова, они обнаруживают там приехавшую к нему семью – мать и сестру Дуню. От переизбытка чувств Родион вновь лишается чувств.

Когда Раскольников снова приходит в чувство, он видит, что обеспокоенные близкие столпились вокруг него. Попросив их не переживать, молодой человек полностью берет себя в руки и начинает беседу с сестрой. Он старается убедить Дуню, что ее желание обручиться с Лужиным – ничто иное, как крайне абсурдная, и, то главное, унизительная затея. Сестра с ним не соглашается и требует от Раскольникова оставить эти речи.

Время близится к ночи, и гостям пора расходиться. Мать Раскольникова пытается настоять на том, чтобы остаться с сыном и приглядеть за ним, но Родион настаивает на том, чтобы отправить родных в гостиницу. Следом за ними уходит и Разумихин, у которого Дуня вызвала сильную симпатию – им очень понравилось, как женственность и мягкость сочетается в ее характере с внутренней силой.

В номере, где остановились Дуня и ее мама, с утра появился неожиданный гость. Разумихин, сильно увлекшийся сестрой Родиона, приходит к ним, и у них начинается разговор о Петре Лужине. Женщины делятся с молодым человек, что Лужин в ближайшее время собирается их навестить, но категорически не хочет, чтобы при встрече присутствовал Родион. В скором времени они сами собираются сходить к Раскольникову, чтобы осведомиться о его самочувствии.

Сам Родион уже чувствует себя значительно лучше. Когда мать и сестра приходят к нему, у них даже получается побеседовать – молодой человек рассказывает им о смерти Мармеладова и о том, как он отдал на его похороны все сбережения. Женщины шокированы историей, и Родин отмечает, что они начали его бояться.

Когда разговор вновь заходит о Лужине, Родион высказывает свое возмущение тем, что будущих жених не уделяет Дуне достаточно внимания. Та, в свою очередь, рассказывает о письме Лужине, и о том, что тот ищет встречи. Раскольников смиренно принимает такой поворот дел – он согласен на все, что угодно, лишь бы его семья была счастлива. Дуня радостно принимает эту позицию брата и настаивает на том, чтобы Родион обязательно присутствовал на встрече с Лужиным.

Раскольникова навещает Соня Мармеладова. Она приносит приглашение на похороны и сильно смущается, увидев близких Родиона. Ее социальное положение находится в самых низах, поэтому она даже помыслить не может о том, чтобы заговорить с ними на равных. Раскольников, игнорируя этот факт, представляет Соню матери и сестре так, как будто она находится с ними на одной социальной ступени. Дуня на прощания раскланивается с Соней, чем очень ее смущает.

Соня спешит домой и замечает, что за ней начал идти какой-то преследователь. Она с ним явно не знакома и не понимает, что он от нее хочет. Впоследствии оказывается, что таинственный преследователь – ее сосед.

Раскольников уже достаточно окреп, чтобы начать заметать следы своего преступления и отводить от себя подозрения. Он вместе со своим товарищем Разумихиным отправляется к следователю, чтоб подать заявление права собственности на те ценные вещи, которые он закладывал убитой процентщице.

Неожиданно Раскольников понимает, что сам оказался подозреваемым. Следователь допрашивает его о том, считает ли Родион себя необыкновенным человеком, достойным большего. Кроме того, страж порядка задает юноше вопрос о том, видел ли он ремонтную бригаду в доме убитой старухи. Пока Родион медлит, за него слово берет Разумихин и объясняет, что Раскольников посещал процентщицы за несколько дней до убийства, а ремонт там начался как раз в тот самый день, когда было совершенно преступление. В неясных чувствах оба молодых человека покидают следователя.

Раскольников в одиночество подходит к своему дому, где арендует жилье. Там его поджидает таинственный незнакомец, который, бросив Родиону обвинение в убийстве, спешно удаляется.

Появление этого человека сильно взволновало Раскольникова – дома того снова начал одолевать приступ бреда. Незнакомец снится ему в кошмарном сне, где манит Родиона к дому убитой процентщицы. Родиону снова видится момент убийства, но в его снах удар по голове топором вызывает у старухи лишь жуткий смех. Убежать от него у Раскольникова не получается – его преследует толпа осуждающих людей. В ужасе молодой человек просыпается.

Кадр из фильма «Преступление и наказание»

К Раскольникову приходит Свидригайлов – тот самый мужчина, в доме которого работала Дуня, из-за него и была опорочена репутация девушки. Родион совсем не рад этому гостю – он ужасно зол на всю ситуацию, которая сложилась с его сестрой. Свидригайлов пытается убедить молодого человека устроить ему встречу с Дуней – несмотря на то, что его жена извинилась перед ней и дала ей денег, сам мужчина тоже хочет лично встретиться, чтобы лично передать девушке большую сумму в искупление того вреда, что он принес ей и ее семье. Раскольников остается непреклонен: он категорически отказывается устраивать встречу Дуни и Свидригайлова, несмотря на соблазн получить в семью хорошие деньги.

К вечеру Раскольников со своим товарищем Разумихиным отправляются в гостиницу, где остановились Дуня с мамой Родиона. На месте они обнаруживают, что не являются единственными гостями – женщин уже навестил Лужин. Он совсем не рад этой компании – ведь он сам настойчиво просил, чтобы его встреча с Дуней состоялась без присутствия Раскольникова.

Когда Родион пришел к матери и сестре, там полным ходом шло обсуждение предстоящей свадьбы. Поскольку молодой человек категорически против этого обручения, он начинает ссору с будущим женихом. Лужин крайне возмущен: ведь мало того, что женщины проигнорировали его просьбу не допускать к беседе Раскольникова, так еще и кто-то в этой семье смеет сомневаться в том, что брак будет удачным!

Он напоминает Дуне о своем состоянии и о том, что только он может помочь ее семье выбраться из нищеты (что подразумевает и самого Родиона). Он упрекает девушку в том, что она не понимает, насколько ей с ним повезло, и Дуню смущает это заявление. Ей безумно сложно разорваться между желанием выйти замуж за хорошего человека и чувствами к брату. Возникает ссора, Лужин все больше распаляется, и Дуня просит его уйти.

После визита к своей семье Раскольников решает навестить Соню Мармеладову, которая недавно принесла ему приглашение на похороны отца. Его удивляет обстановка Сониного жилья: комната выглядит неправильной, неопрятной, и больше похожа на сарай, но на тумбе он замечает библейскую книгу.

Беседа с Соней выходит странной. Сначала Раскольников спрашивает девушку о том, как она будет справляться с содержанием целой семьи, и, услышав ответ Сони, что та никогда своих родных не оставит, вдруг кланяется к ее ногам. Девушка смущена неожиданным жестом, но Родион объясняет, то вложив в него признание ко всем человеческим страданиям. После Раскольников просит Соню прочитать ему отрывок из Нового Завета о воскрешении Лазаря, стараясь найти в библии успокоение для души. Прощание тоже выходит странным: уходя, Родион обещает на следующий день рассказать Соне, кто убийца Лизаветы.

Раскольников отправляется к следователю Порфирию с целью вернуть те свои ценности, которые остались заложенными у убитой процентщицы. Полицейский снова начинает подозревать юношу и задавать ему неудобные вопросы, и нервное напряжение внутри Раскольникова не выдерживает. Он срывается и требует, чтобы следователь немедленно оставил свои подозрения и либо признал, уже, наконец, его виновным, либо признал обратное.

Порфирий несколько смущается и уходит от однозначного ответа, так и оставив Родиона в томительном неведении. Кроме того, он подливает масла в огонь, упоминая о том, что в соседней комнате Раскольникова ожидает нечто неожиданное, но не говорит, что именно.

Напряженный момент прерывает неожиданное появление нового лица: к следователю приводят красильщика Миколку. Он тут же совершает чистосердечное признание в убийстве старой процентщицы, чем совершенно обескураживает всех присутствующих. Подозрения с Раскольникова снимаются сами собой, и он отправляется к себе.

Около своего дома Родион вдруг снова встречает таинственного незнакомца, некоторое время назад бросившего ему обвинение в убийстве. Мужчина извиняется перед Родионом и говорит, что это именно он ждал у следователя в соседней комнате. После беседы, в ходе которой Раскольников понимает, что больше никто не винит его в убийстве, юноша возвращается домой – на душе у него становится спокойнее.

Мюзикл «Преступление и наказание»

Действие переходит к Петру Петровичу Лужину – будущему мужу Дуни. Он думает о том, что единственная причина, почему он еще не обручен с прекрасной девушкой – это ее назойливый брат, явно неспособный оценить всю ту пользу, которую Лужин принесет этой несчастной семье. Мужчина сожалеет о том, что не дал им денег до свадьбы – ведь будь у Раскольникова такое подтверждение серьезности его намерений, о срыве свадьбы нечего было бы даже и думать!

К Лужину приходит неожиданная мысль, как насолить брату будущей невесты. Через своего соседа, хорошего знакомого с Соней Мармеладовой, он приглашает девушку к себе. Когда та приходит, тот приносит свои соболезнования ее утрате и мягко отклоняет приглашение на похороны, извиняясь. Он дает Соне десять рублей, выражая ей так свою поддержку в постигшем ее несчастье, после чего девушка уходит. Сосед Лужина, Лебезятников, понимает, что у Петра Петровича появилась какая-то идея, но он пока не может разобрать, что тот действительно задумал.

В семье Мармеладовых поминки – мать Сони, Катерина Ивановна, собирает у себя гостей, стараясь организовать все как можно лучше. К ее разочарованию, многие приглашенные гости не пришли – они считаю, что мероприятие у столь павшей семьи недостойно их внимания.

Раскольников тоже присутствует на поминках и становится свидетелем очень неприятной сцены. Хозяйка жилья, которое арендует семья Мармеладовых, возмущена тем контингентом, который принял приглашение Катерины Ивановны. Она говорит, что за столом собрался всякий сброд, и она не желает терпеть таких людей в своей квартире, куда более приятна была бы ей компании других знакомых покойного Мармеладова, оставшихся еще со времен его высокого чина. Ситуация все больше накаляется, и в этот момент приходит Лужин.

Спектакль «Преступление и наказание»

Лужин, наконец, раскрывает свой тайный умысел. Он приходит на поминки к Мармеладовым, чтобы обвинить Соню в краже ста рублей, и в качестве доказательств предъявляет слова свидетеля – соседа Лебезятникова. Соня сначала теряется, но быстро берет себя в руки и отрицает обвинение в краже, возвращая Лужину те десять рублей, которые он ей дал во время своих извинений за то, что не придет на похороны.

Мать Сони отчаянно не верит в виновность дочери и решает, что лучший способ доказать ее непричастность к краже – это при всех присутствующих вывернуть Сонины карманы. К всеобщему потрясению, оттуда действительно выпадает купюра с номиналом в сто рублей. Лебезятников понимает, что попал в очень нехорошую ситуацию, и меняет свои показания в защиту Сони – он говорит, то Лужин сам подбросил девушке деньги. Раскольников также встает на сторону Сони и бросает Лужину ответные обвинения. Лужин приходит в ярость, он грозится полицией и громким скандалом, а поскольку он далеко не последний человек в городе, хозяйка квартиры решает немедленно избавиться от таких нежеланных жильцов, как Мармеладовы, и прогонят их вон прямо во время поминок.

После ужасной сцены на поминках у Мармеладовых, Раскольников решает навестить Соню. Помня о своем обещании открыть ей имя убийцы Лизаветы, теперь молодой человек сожалеет о том, что решил ей об этом рассказать. Он раздумывает, как он может признаться Соне в убийстве, чтобы она от него не отказалась, ведь неожиданно для самого себя он понимает, что мнение этой девушки становится для него важнее всего.

Раскольников признается Соне Мармеладовой во всем. Он с ужасом ждет ее реакции, но девушка его искренне жалеет, называя самым нечастным человеком на всем белом свете. Раскольников говорит Соне, что пошел на убийство совсем не из кровожадности, а только для того, чтобы почувствовать в себе смелость и право на нормальную человеческую жизнь. Соня утверждает, что единственная возможность спасти душу Родиона – это признать перед людьми свою вину, и она старается уговорить Раскольникова признаться в убийстве, утверждая, что пойдет с ним даже на каторгу.

Рок-опера Спектакль «Преступление и наказание»

Визитером Сони Мармеладовой становится сосед Лужина – Лебезятников. Он рассказывает ей, что ее мама – Катерина Ивановна, после злополучных поминок окончательно тронулась умом. Она вывела всех своих детей на улицу, заставляет их простить у прохожих денег, танцевать и исполнять песни, сама же она бьет в сковороду и ведет себя абсолютно как сумасшедшая. Вместе они ловят обезумевшую женщину и приносят в комнату к Соне, там Катерина Ивановна умирает.

Раскольников присутствует во время смерти мамы Сони. Туда же приходит и Свидригайлов и отзывает Родиона на разговор, где говорит о том, что хочет позаботиться об осиротевших детях из семьи Мармеладовых, о самой Соне, чтобы ей не пришлось более зарабатывать на панели. Он просит Раскольникова передать Дуне его обещание, отметив, что таким образом он хочет потратить те деньги, которые хотел дать Дуне в искупление своей вины. Родион удивляется и спрашивает Свидригайлова о причинах внезапной щедрости, на что получает ответ: мужчина слышал все разговоры Сони и Раскольникова через стенку. Он все знает.

Раскольников присутствует на похоронах Катерины Ивановны, матери Сони Мармеладовой. Там его встречает товарищ Разумихин, который рассказывает, что мать Родиона тяжело заболела.

К Родиону приходит следователь Порфирий. Он вновь говорит о своих подозрениях – он считает, что именно Раскольников убил старую процентщицу. Тот все отрицает, но следователь остается неумолим – он дает юноше два дня на раздумья, чтобы самому явиться с повинной. Тем не менее, никаких доказательств против юноши у него нет, а сам Раскольников признаваться в преступлении пока не намерен.

Разворот книги «Преступление и наказание»

Напуганный новыми обвинениями, Раскольников решает, что ему нужно во что бы то ни стало переговорить со Свидригайловым, который слышал всю их роковую беседу с Соней. Родион понимает, что сосед девушки теперь имеет над ним полную власть – ведь он знает наверняка, что именно Раскольников совершил убийство.

Он встречается со Свидригайловым в местном трактире. В ходе беседы Свидригайлов рассказывает Родиону про то, какие отношения у него были с женой (ныне покойной) и про то, что он искренне был влюблен в Дуню. Несмотря на то, что его чувства были подлинными, а не просто плотским желанием, сейчас у Свидригайлова уже есть другая невеста.

После того, как Свидригайлов покидает трактир, он отправляется на тайную встречу с Дуней. Он настаивает на том, чтобы девушка сама пришла к нему, и, когда та эта делает, пылко рассказывает ей о преступлении Родиона. Дуня шокирована, а Свидригайлов начинает обещать ей спасти брата в обмен на то, что Дуня будет любить его и хорошо относиться.

Дуня пытается убежать от Свидригайлова – она кидается к двери, но мужчина ее предусмотрительно запер. В отчаянии, девушка хватает револьвер и стреляет несколько раз по Свидригайлову. Ни один выстрел не попадает в цель, и мужчина, невредимый, внимает мольбам Дуни и отдает ей ключ. Девушка, освободившись, бросает оружие и покидает квартиру.

Преступление и наказание (МХТ Чехова)

После инцидента с Дуней Свидригайлов отправляется напиваться по трактирам. Он пьянеет все больше, и, наконец, идет к Соне Мармеладовой. Он отдает девушке все свои сбережения – три тысячи рублей, и говорит ей о том, то она достойна лучшей жизни, а на эти деньги у нее будет возможность все устроить как надо. Соня смущена, она пытается отказаться от столь щедрого пожертвования, но Свидригайлов непреклонен: он слышал, что Соня готова пойти за Раскольниковым куда угодно, и он уважает ее любовь. Сам же Свидригайлов, как он утверждает, собирается уехать в Америку и дальше строить там свою жизнь. Соня с благодарностью принимает деньги.

Сделав все, что хотел, Свидригайлов уходит дальше в город. Он забредает в самый глухой район, где останавливается в неприметной гостинице. Ночью мужчина видит плохой сон – ему снится девушка, которой он некогда разбил сердце, и которая из-за него умерла.

На рассвете мужчина выходит на улицу и пускает себе пулю в голову из того самого револьвера, которым Дуня пыталась его застрелить.

Раскольников понимает, что дальше бегать нет смысла – от себя он все равно не убежит. Он прощается с больной матерью и Дуней. Он говорит, что сожалеет о том, что так и не смог перетупить через себя и последовать собственным же идеям. Напоследок он обещает им справиться со всеми терзаниями, отбыть свое наказание и начать новую жизнь.

Последний визит, который наносит Раскольников перед тем, как идти с повинной – к Соне Мармеладовой. Он приходит к девушке за поддержкой и получает ее, ведь Соня искренне любит Родиона и желает, чтобы он освободился от своих душевных мук.

Девушка надевает на него крестик из кипариса и говорит, чтобы Родион покаялся не только перед следствием, но и перед Господом. Следуя наставлениям возлюбленной, Раскольников отправляется на перекресток, где целует землю и признает себя убийцей. После этого он отправляется в полицию и совершает чистосердечное признание. Тут же он узнает и о том, что Свидригайлов покончил жизнь самоубийством.

Старушка. Преступление и наказание.

Из эпилога становится известно о дальнейшей судьбе Родиона Раскольникова. Его приговорили к восьми годам каторжных работ, и он уезжает вместе с другими арестантами. Через некоторое время за ним следует и Соня Мармеладова – ее родные устроены на деньги Свидригайлова, более ее ничего не держит. Молодые люди женятся прямо на каторге и планируют в течение пяти лет уехать жить в Сибирь. Соня постоянно пишет близким Родиона и рассказывает о том, как они живут.

Еще до начала суда мать Раскольникова тяжело заболела. Ее болезнь не имела физических причин – она была нервной, женщина понемногу начала сходить с ума. Первая мера, которую приняли Дуня и Разумихин – увезти женщину прочь из города, помогла, и это дало ей еще несколько лет жизни. Но тоска по сыну перевешивает, и мать Раскольникова, окончательно помутнев рассудком, умирает.

Несмотря на обручение с возлюбленной, на каторге Раскольникову было очень тяжело начать новую жизнь. Отношения с другими арестантами не складывались: они остерегались и даже презирали его, считая идеи Родиона тщеславными и глупыми, а самого юношу – безбожником. Раскольников падает духом и много размышляет о том, почему даже после покаяния его жизнь все еще кажется ему загубленной. Почему он не может найти в себе силы, чтобы принять жестокость этого мира и жить в нем? Юноша ощущает себя слишком слабым: даже Свидригайлов, пустивший себе пулю в голову, кажется ему куда более смелым и решительным.

Соня, в отличие своего супруга, завоевала среди каторжников любовь и признание. Она искренне была добра с ними, и мужчины зауважали молодую девушку – каждый раз, когда она появлялась в их обществе, перед ней кланялись и снимали шапки. Соня поддерживала с арестантами хорошие отношения, она носила им письма и передачи от близких.

Когда Родион тяжело заболевает, он попадает в госпиталь. На больничной койке юноша проводить очень долгое время – его физическое выздоровление, также как и духовное, проходит очень медленно и тяжело. Соня каждый день навещает возлюбленного, обеспокоенная его подавленным состоянием. Во время одного из ее визитов, Раскольников вдруг неожиданно падает в ноги к девушке и обнимает ее колени. Соня, как и в прежние времена, смущается, но потом понимает природу этого жеста – бесконечную любовь Раскольникова. Ее любовь спасает юношу также, как его любовь спасла ее. Их жизнь напрямую зависит друг от друга, и если не станет одного – не станет источника для жизни другого.

Продолжаем пересказывать классику. Сегодня освежаем в памяти «Преступление и наказание» Достоевского.

В статье мы описали краткое содержание известного романа Федора Михайловича Достоевского «Преступление и Наказание». Теперь вы можете ознакомится с произведением, не читая всю книгу целиком. Если вы не согласны с оценками статьи, поставьте свой рейтинг и аргументируйте его в комментариях. Ваше мнение очень ценно для нас и наших читателей!

• Закон достаточного основания Зако?н доста?точного основа?ния- закон логики, который формулируется следующим образом: всякое положение для того, чтобы считаться вполне достоверным, должно быть доказанным, т. е. должны быть известны достаточные основания, в силу которых оно считается истинным. Допустим, […]
Антипин вВ адвокат Вся представленная информация носит ознакомительный характер и не является публичной офертой, определяемой положениями статьи 437 Гражданского кодекса РФ. Представленная информация может утратить актуальность в связи с вносимыми изменениями. Список адвокатов, оказывающих бесплатную юридическую […] Переключение передач на машине с МКПП. Как правильно переключать скорости на механической коробке передач. Транспортное средство с механической коробкой от автомобиля с «автоматом» отличается тем, что у него имеется 3 педали: это сцепление, тормоз и газ. На автоматической же коробке сцепления нет. В отличие от МКПП, […]
• Сроки уплаты авансовых платежей по земельному налогу в 2018 году Земельный налог - сроки уплаты авансовых платежей 2018 года по нему устанавливаются на местном уровне. О том, кто и когда платит авансы, - в нашем материале. Кто и в какой сумме платит авансы по земельному налогу? Для земельного налога на уровне […]

Анализ эпизода признания Раскольникова (глава 8 части 6 романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»)

8 глава является финальной в шестой части романа Достоевского «Преступление и наказание». Именно ее можно считать формальной развязкой всего произведения – здесь Раскольников признается в убийстве «официальным лицам». Однако этот момент лишь малая часть главы, значение которой намного важнее как для развития образа главного героя, так и для всего романа в целом.
Огромную роль в данном эпизоде играет Сонечка Мармеладова. Мы еще раз убеждаемся, что эта девушка стала для Раскольникова «ангелом-хранителем» и «духовным проводником», ведь именно она подталкивает героя к всенародному покаянию и признанию в своих преступлениях.
Важно, что сестра Раскольникова – Дуня - особенно отчетливо чувствует связь между Соней и ее братом: «Дуня из этого свидания, по крайней мере, вынесла одно утешение, что брат будет не один…» Волнение за судьбу Родиона, любовь к нему сближает обеих женщин, делает их близкими людьми.
Соню сильно заботит не только душевное, но и духовное состояние Раскольникова. Она всей душой жаждет, чтобы он раскаялся и поверил в возможность собственного перерождения. Ей важно, чтобы Родион захотел жить не из страха перед смертью («Неужели же одно только малодушие и боязнь смерти могут заставить его жить?»), а с желанием что-то изменить и исправить.
И как бы отвечая на вопрос Сони, Раскольников приходит к ней и сообщает, что решил признаться. Герой ведет себя неестественно - хочет показать, что совершенно не волнуется, что идет в контору потому, что так будет «выгоднее». Однако «он даже и на месте не мог устоять одной минуты, ни на одном предмете не мог сосредоточить внимания; мысли его перескакивали одна через другую, он заговаривался; руки его слегка дрожали».
Соня надевает Родиону на грудь кипарисный крестик («кипарисный, то есть простонародный»), а сама надевает медный – тот, который принадлежал убитой Раскольниковым Лизавете.
Этот момент, как и другие в данном эпизоде, имеет символическое значение. Надев крест, герой как бы принял свою судьбу («это, значит, символ того, что крест беру на себя, хе-хе!»), осознал, что она есть и с ней нужно смириться. Кроме того, важно, что этот крестик простонародный – тем самым Раскольников как бы сближает себя с людьми, от которых отделился, когда «преступил нравственную черту». С этого момента становится окончательно ясно, что герой встал на путь «духовного возрождения».
Дальнейшие события главы подтверждают это, а также показывают, как нелегко дается Раскольникову этот «переворот в сознании»: «Да так ли, так ли все это? - опять-таки подумал он, сходя с лестницы,- неужели нельзя еще остановиться и опять все переправить... и не ходить?»
По пути в контору, ведя непрерывный диалог с самим собой, Раскольников приходит к выводу, что нуждается в человеческом обществе, что ему крайне нужна поддержка Сони. Однако пока он это воспринимает как собственную слабость, как еще одно подтверждение того, что он «тварь дрожащая»: «И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я, подлец, подлец!»
Сам того не осознавая, Раскольников отчаянно нуждается в публичном признании и покаянии, он жаждет вновь воссоединиться с людьми, вновь «перейти на сторону добра». Именно поэтому, как мне кажется, он подает милостыню бабе с ребенком и слышит от нее: «Сохрани тебя бог!» Эти слова – еще одно подтверждение правильности решения Родиона.
Что-то с огромной силой тащит его на Сенную – в самую гущу народа. Он и сам еще не понимает, зачем туда идет, протискивается сквозь толпу, пытается вместе со всеми смеяться над выходками пьяного мужика. Однако он пришел сюда за другим – за эмоциональным освобождением, душевным облегчением. И оно наступает: «Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю...»
Раскольников целует землю и кланяется людям. Тем самым он символически совершает обряд раскаяния, про который говорила ему Соня. Да и она сама находится рядом, незримо поддерживая Родиона, молясь за него: «…оборотившись влево, шагах в пятидесяти от себя, он увидел Соню».
Герою остается лишь сделать признание в конторе. Он не хочет рассказывать о своем преступлении Порфирию Петровичу – в таком случае получится, будто бы он признал свое поражение. Раскольников выбирает следователя Пороха.
Однако сделать признание герою очень нелегко. Будто сквозь туман слушает он нескончаемый поток речи, льющийся из уст Ильи Петровича. Все слова следователя сливаются для Раскольникова в единую массу, из которой он вычленяет сообщение о самоубийстве Свидригайлова: «Раскольников чувствовал, что на него как бы что-то упало и его придавило».
Герою делается плохо, он теряет последние силы, которые копил для того, чтобы признаться. Раскольников выходит из конторы на улицу, но «на дворе, недалеко от выхода, стояла бледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела».
Именно благодаря Соне герой возвращается в контору и произносит, а потом еще раз повторяет: «- Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил».
Таким образом, данный эпизод в романе является финальным, он показывает, по сути, начало «исправления» героя, то, что Раскольников встал на путь признания своей вины и духовного возрождения. Об этом говорит то, что он надевает крест, его символическое покаяние на Сенной, его признание в конторе.
Кроме того, данный эпизод уточняет и проясняет, какую огромную роль в «духовной судьбе» героя играет Соня Мармеладова, ставшая для Раскольникова настоящим ангелом-хранителем.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Весь этот вечер до десяти часов он провел по разным трактирам и клоакам, переходя из одного в другой. Отыскалась где-то и Катя, которая опять пела другую лакейскую песню о том, как кто-то, "подлец и тиран",

Начал Катю целовать.

Она была не одна; кругом нее было четверо маленьких детей Капернаумова. Софья Семеновна поила их чаем. Она молча и почтительно встретила Свидригайлова, с удивлением оглядела его измокшее платье, но не сказала ни слова. Дети же все тотчас убежали в неописанном ужасе.

Свидригайлов сел к столу, а Соню попросил сесть подле. Та робко приготовилась слушать.

Я, Софья Семеновна, может, в Америку уеду, - сказал Свидригайлов, - и так как мы видимся с сами, вероятно, в последний раз, то я пришел кой-какие распоряжения сделать. Ну, вы эту даму сегодня видели? Я знаю, что она вам говорила, нечего пересказывать. (Соня сделала было движение и покраснела.) У этого народа известная складка. Что же касается до сестриц и до братца вашего, то они действительно пристроены, и деньги, причитающиеся им, выданы мною на каждого, под расписки, куда следует, в верные руки. Вы, впрочем, эти расписки возьмите себе, так, на всякий случай. Вот, возьмите! Ну-с, теперь это кончено. Вот три пятипроцентные билета, всего на три тысячи. Это вы возьмите себе, собственно себе, и пусть это так между нами и будет, чтобы никто и не знал, что бы там вы ни услышали. Они же вам понадобятся, потому, Софья Семеновна, так жить, по-прежнему, - скверно, да и нужды вам более нет никакой.

Я-с вами так облагодетельствована, и сироты-с, и покойница, - заторопилась Соня, - что если до сих пор я вас мало так благодарила, то... не сочтите...

Э, полноте, полноте.

А эти деньги, Аркадий Иванович, я вам очень благодарна, но я ведь теперь в них не нуждаюсь. Я себя одну завсегда прокормлю, не сочтите неблагодарностью: если вы такие благодетельные, то эти деньги-с...

Вам, вам, Софья Семеновна, и, пожалуйста, без особенных разговоров, потому даже мне и некогда. А вам понадобятся. У Родиона Романовича две дороги: или пуля в лоб, или по Владимирке. (Соня дико посмотрела на него и задрожала.) Не беспокойтесь, я все знаю, от него же самого, и я не болтун; никому не скажу. Это вы его хорошо учили тогда, чтоб он сам на себя пошел и сказал. Это ему будет гораздо выгоднее. Ну, как выйдет Владимирка - он по ней, а вы ведь за ним? Ведь так? Ведь так? Ну, а коли так, то, значит, деньги вот и понадобятся. Для него же понадобятся, понимаете? Давая вам, я все равно, что ему даю. К тому же вы вот обещались и Амалии Ивановне долг заплатить; я ведь слышал. Что это вы, Софья Семеновна, так необдуманно все такие контракты и обязательства на себя берете? Ведь Катерина Ивановна осталась должна этой немке, а не вы, так и наплевать бы вам на немку. Так на свете не проживешь. Ну-с, если вас когда кто будет спрашивать, - ну завтра или послезавтра, - обо мне или насчет меня (а вас-то будут спрашивать), то вы о том, что я теперь к вам заходил, не упоминайте и деньги отнюдь не показывайте и не сказывайте, что я вам дал, никому. Ну, теперь до свиданья. (Он встал со стула.) Родиону Романычу поклон. Кстати: держите-ка деньги-то до времени хоть у господина Разумихина. Знаете господина Разумихина? Уж конечно, знаете. Это малый так себе. Снесите-ка к нему завтра или... когда придет время. А до тех пор подальше спрячьте.

Соня также вскочила со стула и испуганно смотрела на него. Ей очень хотелось что-то сказать, что-то спросить, но она в первые минуты не смела, да и не знала, как ей начать.

Как же вы... как же вы-с, теперь же в такой дождь и пойдете?

Ну, в Америку собираться да дождя бояться, хе-хе! Прощайте, голубчик, Софья Семеновна! Живите и много живите, вы другим пригодитесь. Кстати... скажите-ка господину Разумихину, что я велел ему кланяться. Так-таки и передайте: Аркадий, дескать, Иванович Свидригайлов кланяется. Да непременно же.

Он вышел, оставив Соню в изумлении, в испуге и в каком-то неясном и тяжелом подозрении.

Оказалось потом, что в этот же вечер, часу в двенадцатом, он сделал и еще один весьма эксцентрический и неожиданный визит. Дождь все еще не переставал. Весь мокрый, вошел он в двадцать минут двенадцатого в тесную квартирку родителей своей невесты, на Васильевском острове, в Третьей линии, на Малом проспекте. Насилу достучался и вначале произвел было большое смятение; но Аркадий Иванович, когда хотел, был человек с весьма обворожительными манерами, так что первоначальная (хотя, впрочем, весьма остроумная) догадка благоразумных родителей невесты, что Аркадий Иванович, вероятно, до того уже где-нибудь нахлестался пьян, что уж и себя не помнит, - тотчас же пала сама собою. Расслабленного родителя выкатила в кресле к Аркадию Ивановичу сердобольная и благоразумная мать невесты и, по своему обыкновению, тотчас же приступила к кой-каким отдаленным вопросам. (Эта женщина никогда не делала вопросов прямых, а всегда пускала в ход сперва улыбки и потирания рук, а потом, если надо было что-нибудь узнать непременно и верно, например: когда угодно будет Аркадию Ивановичу назначить свадьбу, то начинала любопытнейшими и почти жадными вопросами о Париже и о тамошней придворной жизни и разве потом уже доходила по порядку и до Третьей линии Васильевского острова.) В другое время все это, конечно, внушало много уважения, но на этот раз Аркадий Иванович оказался как-то особенно нетерпеливым и наотрез пожелал видеть невесту, хотя ему уже и доложили в самом начале, что невеста легла уже спать. Разумеется, невеста явилась. Аркадий Иванович прямо сообщил ей, что на время должен по одному весьма важному обстоятельству уехать из Петербурга, а потому и принес ей пятнадцать тысяч рублей серебром, в разных билетах, прося принять их от него в виде подарка, так как он и давно собирался подарить ей эту безделку пред свадьбой. Особенной логической связи подарка с немедленным отъездом и непременною необходимостью прийти для того в дождь и в полночь, конечно, этими объяснениями ничуть не выказывалось, но дело, однако же, обошлось весьма складно. Даже необходимые оханья и аханья, расспросы и удивления сделались как-то вдруг необыкновенно умеренны и сдержанны; зато благодарность была выказана самая пламенная и подкреплена даже слезами благоразумнейшей матери. Аркадий Иванович встал, засмеялся, поцеловал невесту, потрепал ее по щечке, подтвердил, что скоро приедет, и, заметив в ее глазах хотя и детское любопытство, но вместе с тем и какой-то очень серьезный, немой вопрос, подумал, поцеловал ее в другой раз и тут же искренно подосадовал в душе, что подарок пойдет немедленно на сохранение под замок благоразумнейшей из матерей. Он вышел, оставив всех в необыкновенно возбужденном состоянии. Но сердобольная мамаша тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторые важнейшие недоумения, а именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек с делами и со связями, богач, - бог знает что там у него в голове, вздумал и поехал, вздумал и деньги отдал, а стало быть, и дивиться нечего. Конечно, странно, что он весь мокрый, но англичане, например, и того эксцентричнее, да и все эти высшего тона не смотрят на то, что о них скажут, и не церемонятся. Может быть, он даже и нарочно так ходит, чтобы показать, что он никого не боится. А главное, об этом ни слова никому не говорить, потому что бог знает еще что из этого выйдет, а деньги поскорее под замок, и, уж конечно, самое лучшее во всем этом, что Федосья просидела в кухне, а главное, отнюдь, отнюдь, отнюдь не надо сообщать ничего этой пройдохе Ресслих, и прочее, и прочее. Просидели и прошептались часов до двух. Невеста, впрочем, ушла спать гораздо раньше, удивленная и немного грустная.

А Свидригайлов между тем ровнехонько в полночь переходил через -ков мост по направлению на Петербургскую сторону. Дождь перестал, но шумел ветер. Он начинал дрожать и одну минуту с каким-то особенным любопытством и даже с вопросом посмотрел на черную воду Малой Невы. Но скоро ему показалось очень холодно стоять над водой; он повернулся и пошел на -ой проспект. Он шагал по бесконечному -ому проспекту уже очень долго, почти с полчаса, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой, но не переставал чего-то с любопытством разыскивать по правой стороне проспекта. Тут где-то, уже в конце проспекта он заметил, как-то проезжая недавно мимо, одну гостиницу деревянную, но обширную, и имя ее, сколько ему помнилось, было что-то вроде Адрианополя. Он не ошибся в своих расчетах: эта гостиница в такой глуши была такою видною точкой, что возможности не было не отыскать ее, даже среди темноты. Это было длинное деревянное почерневшее здание, в котором, несмотря на поздний час, еще светились огни и замечалось некоторое оживление. Он вошел и у встретившегося ему в коридоре оборванца спросил нумер. Оборванец, окинув взглядом Свидригайлова, встряхнулся и тотчас же повел его в отдаленный нумер, душный и тесный, где-то в самом конце коридора, в углу, под лестницей. Но другого не было; все были заняты. Оборванец смотрел вопросительно.

Чай есть? - спросил Свидригайлов.

Это можно-с.

Еще что есть?

Телятина-с, водка-с, закуска-с.

Принеси телятины и чаю.

А больше ничего не потребуется? - спросил даже в некотором недоумении оборванец.

Ничего ничего!

Оборванец удалился, совершенно разочарованный.

"Хорошее, должно быть, место, - подумал Свидригайлов, - как это я не знал. Я тоже, вероятно, имею вид возвращающегося откуда-нибудь и кафешантана, но уже имевшего дорогой историю. А любопытно, однако ж, кто здесь останавливается и ночует?"

Он зажег свечу и осмотрел нумер подробнее. Это была клетушка до того маленькая, что даже почти не под рост Свидригайлову, в одно окно; постель очень грязная, простой крашеный стол и стул занимали почти все пространство. Стены имели вид как бы сколоченных из досок с обшарканными обоями, до того уже пыльными и изодранными, что цвет их (желтый) угадать еще можно было, но рисунка уже нельзя было распознать никакого. Одна часть стены и потолка была срезана накось, как обыкновенно в мансардах, но тут над этим косяком шла лестница. Свидригайлов поставил свечу, сел на кровать и задумался. Но странный и беспрерывный шепот, иногда подымавшийся чуть не до крику, в соседней клетушке, обратил наконец его внимание. Этот шепот не переставал с того времени, как он вошел. Он прислушался: кто-то ругал и чуть ли не со слезами укорял другого, но слышался один только голос. Свидригайлов встал, заслонил рукою свечку, и на стене тотчас же блеснула щелочка; он подошел и стал смотреть. В нумере, несколько большем, чем его собственный, было двое посетителей. Один из них без сюртука, с чрезвычайно курчавою головой и с красным, воспаленным лицом, стоял в ораторской позе, раздвинув ноги, чтоб удержать равновесие, и, ударяя себя рукой в грудь, патетически укорял другого в том, что тот нищий и что даже чина на себе не имеет, что он вытащил его из грязи и что когда хочет, тогда и может выгнать его, и что все это видит один только перст всевышнего. Укоряемый друг сидел на стуле и имел вид человека, чрезвычайно желающего чихнуть, но которому это никак не удается. Он изредка, бараньим и мутным взглядом, глядел на оратора, но, очевидно, не имел никакого понятия, о чем идет речь, и вряд ли что-нибудь даже и слышал. На столе догорала свеча, стоял почти пустой графин водки, рюмки, хлеб, стаканы, огурцы и посуда с давно уже выпитым чаем. Осмотрев внимательно эту картину, Свидригайлов безучастно отошел от щелочки и сел опять на кровать.

Оборванец, воротившийся с чаем и с телятиной, не мог удержаться, чтобы не спросить еще раз: "не надо ли еще чего-нибудь?", и, выслушав опять ответ отрицательный, удалился окончательно. Свидригайлов набросился на чай, чтобы согреться, и выпил стакан, но съесть не мог ни куска, за совершенною потерей аппетита. В нем, видимо, начиналась лихорадка. Он снял с себя пальто, жакетку, закутался в одеяло и лег на постель. Ему было досадно: "все бы лучше на этот раз быть здоровым", - подумал он и усмехнулся. В комнате было душно, свечка горела тускло, на дворе шумел ветер, где-то в углу скребла мышь, да и во всей комнате будто пахло мышами и чем-то кожаным. Он лежал и словно грезил: мысль сменялась мыслью. Казалось, ему очень бы хотелось хоть к чему-нибудь особенно прицепиться воображением. "Это под окном, должно быть, какой-нибудь сад, - подумал он, - шумят деревья; как я не люблю шум деревьев ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!" И он вспомнил, как, проходя давеча мимо Петровского парка, с отвращением даже подумал о нем. Тут вспомнил кстати и о -кове мосте, и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял над водой. "Никогда в жизнь мою не любил я воды, даже в пейзажах, - подумал он вновь и вдруг опять усмехнулся на одну странную мысль: - ведь вот, кажется, теперь бы должно быть все равно насчет всей этой эстетики и комфорта, а тут-то именно и разборчив стал, точно зверь, который непременно место себе выбирает... в подобном же случае. Именно поворотить бы давеча на Петровский! Небось темно показалось, холодно, хе! хе! Чуть ли не ощущений приятных понадобилось!.. Кстати, зачем я свечку не затушу? (Он задул ее.) У соседей улеглись, - подумал он, не видя света в давешней щелочке. - Ведь вот, Марфа Петровна, вот бы теперь вам и пожаловать, и темно, и место пригодное, и минута оригинальная. А ведь вот именно теперь-то и не придете..."

Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. "В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ - подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что".

Ему все не спалось. Мало-помалу давешний образ Дунечки стал возникать пред ним, и вдруг дрожь прошла по его телу. "Нет, это уж надо теперь бросить, - подумал он, очнувшись, - надо о чем-нибудь другом думать. Странно и смешно: ни к кому я никогда не имел большой ненависти, даже мстить никогда особенно не желал, а ведь это дурной признак, дурной признак! Спорить тоже не любил и не горячился - тоже дурной признак! А сколько я ей давеча наобещал - фу, черт! А ведь, пожалуй, и перемолола бы меня как-нибудь..." Он опять замолчал и стиснул зубы: опять образ Дунечки появился пред ним точь-в-точь, как была она, когда, выстрелив в первый раз, ужасно испугалась, опустила револьвер и, помертвев, смотрела на него, так что он два раза успел бы схватить ее, а она и руки бы не подняла в защиту, если б он сам ей не напомнил. Он вспомнил, как ему в то мгновение точно жалко стало ее, как бы сердце сдавило ему... "Э! К черту! Опять эти мысли, все это надо бросить, бросить!.."

Он уже забывался; лихорадочная дрожь утихала; вдруг как бы что-то пробежало под одеялом по руке его и по ноге. Он вздрогнул: "Фу, черт, да это чуть ли не мышь! - подумал он, - это я телятину оставил на столе..." Ему ужасно не хотелось раскрываться, вставать, мерзнуть, но вдруг опять что-то неприятно шоркнуло ему по ноге; он сорвал с себя одеяло и зажег свечу. Дрожа от лихорадочного холода, нагнулся он осмотреть постель - ничего не было; он встряхнул одеяло, и вдруг на простыню выскочила мышь. Он бросился ловить ее; но мышь не сбегала с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку; он сбросил подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и уже за спиной, под рубашкой. Он нервно задрожал и проснулся. В комнате было темно, он лежал на кровати, закутавшись, как давеча, в одеяло, под окном выл ветер. "Экая скверность!" - подумал он с досадой.

Он встал и уселся на краю постели, спиной к окну. "Лучше уж совсем не спать", - решился он. От окна было, впрочем, холодно и сыро; не вставая с места, он натащил на себя одеяло и закутался в него. Свечи он не зажигал. Он ни о чем не думал, да и не хотел думать; но грезы вставали одна за другою, мелькали отрывки мыслей, без начала и конца и без связи. Как будто он впадал в полудремоту. Холод ли, мрак ли, сырость ли, ветер ли, завывавший под окном и качавший деревья, вызвали в нем какую-то упорную фантастическую наклонность и желание, - но ему все стали представляться цветы. Ему вообразился прелестный пейзаж; светлый, теплый, почти жаркий день, праздничный день, Троицын день. Богатый, роскошный деревенский коттедж, в английском вкусе, весь обросший душистыми клумбами цветов, обсаженный грядами, идущими кругом всего дома; крыльцо, увитое вьющимися растениями, заставленное грядами роз; светлая, прохладная лестница, устланная роскошным ковром, обставленная редкими цветами в китайских банках. Он особенно заметил в банках с водой, на окнах, букеты белых и нежных нарцизов, склоняющийся на своих ярко-зеленых, тучных и длинных стеблях с сильным ароматным запахом. Ему даже отойти от них не хотелось, но он поднялся по лестнице и вошел в большую, высокую залу, и опять и тут везде, у окон, около растворенных дверей на террасу, на самой террасе, везде были цветы. Полы были усыпаны свежею накошенною душистою травой, окна были отворены, свежий, легкий, прохладный воздух проникал в комнату, птички чирикали под окнами, а посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб. Этот гроб был обит белым граденаплем и обшит белым густым рюшем. Гирлянды цветов обвивали его со всех сторон. Вся в цветах лежала в нем девочка, в белом тюлевом платье, со сложенными и прижатыми на груди, точно выточенными из мрамора, руками. Но распущенные волосы ее, волосы светлой блондинки, были мокры; венок из роз обвивал ее голову. Строгий и уже окостенелый профиль ее лица был тоже как бы выточен из мрамора, но улыбка на бледных губах ее была полна какой-то недетской, беспредельной скорби и великой жалобы. Свидригайлов знал эту девочку; ни образа, ни зажженных свечей не было у этого гроба и не слышно было молитв. Эта девочка была самоубийца - утопленница. Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое, детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер...

Свидригайлов очнулся, встал с постели и шагнул к окну. Он ощупью нашел задвижку и отворил окно. Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо и прикрытую одною рубашкой грудь. Под окном, должно быть, действительно было что-то вроде сада и, кажется, тоже увеселительного; вероятно, днем здесь тоже певали песенники и выносился на столики чай. Теперь же с деревьев и кустов летели в окно брызги, было темно, как в погребе, так что едва-едва можно было различить только какие-то темные пятна, обозначавшие предметы. Свидригайлов, нагнувшись и опираясь локтями на подоконник, смотрел уже минут пять, не отрываясь в эту мглу. Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним другой.

"А, сигнал! Вода прибывает, - подумал он, - к утру хлынет, там, где пониже место, на улицы, зальет подвалы и погреба, всплывут подвальные крысы, и среди дождя и ветра люди начнут, ругаясь, мокрые, перетаскивать свой сор в верхние этажи... А который-то теперь час?" И только что подумал он это, где-то близко, тикая и как бы торопясь изо всей мочи, стенные часы пробили три. "Эге, да через час уже будет светать" Чего дожидаться? Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где-нибудь выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть и миллионы брызг обдадут всю голову..." Он отошел от окна, запер его, зажег свечу, натянул на себя жилетку, пальто, надел шляпу и вышел со свечой в коридор, чтоб отыскать где-нибудь спавшего в каморке между всяким хламом и свечными огарками оборванца, расплатиться с ним за нумер и выйти из гостиницы. "Самая лучшая минута, нельзя лучше и выбрать!"

Он долго ходил по всему длинному и узкому коридору, не находя никого, и хотел уже громко кликнуть, как вдруг в темном углу, между старым шкафом и дверью, разглядел какой-то странный предмет, что-то будто бы живое. Он нагнулся со свечой и увидел ребенка - девочку лет пяти, не более, в измокшем, как поломойная тряпка, платьишке, дрожавшую и плакавшую. Она как будто и не испугалась Свидригайлова, но смотрела на него с тупым удивлением своими большими черными глазенками и изредка всхлипывала, как дети, которые долго плакали, но уже перестали и даже утешились, а между тем, нет-нет, и вдруг опять всхлипнут. Личико девочки было бледное и изнуренное; она окостенела от холода, но "как же она попала сюда? Значит, она здесь спряталась и не спала всю ночь". Он стал ее расспрашивать. Девочка вдруг оживилась и быстро-быстро залепетала ему что-то на своем детском языке. Тут было что-то про "мамасю" и что "мамася" плибьет", про какую-то чашку, которую "лязбиля" (разбила). Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют. Он взял ее на руки, пошел к себе в нумер, посадил на кровать и стал раздевать. Дырявые башмачонки ее, на босу ногу, были так мокры, как будто всю ночь пролежали в луже. Раздев, он положил ее на постель, накрыл и закутал совсем с головой в одеяло. Она тотчас заснула. Кончив все, он опять угрюмо задумался.

"Вот еще вздумал связаться! - решил он вдруг с тяжелым и злобным ощущением. - Какой вздор!" В досаде взял он свечу, чтоб идти и отыскать во что бы то ни стало оборванца и поскорее уйти отсюда. "Эх, девчонка!" - подумал он с проклятием, уже растворяя дверь, но вернулся еще раз посмотреть на девочку, спит ли она и как она спит? Он осторожно приподнял одеяло. Девочка спала крепким и блаженным сном. Она согрелась под одеялом, и краска уже разлилась по ее бледным щечкам. Но странно: эта краска обозначалась как бы ярче и сильнее, чем мог быть обыкновенный детский румянец. "Это лихорадочный румянец", - подумал Свидригайлов, это - точно румянец от вина, точно как будто ей дали выпить целый стакан. Алые губки точно горят, пышут; но что это? Ему вдруг показалось, что длинные черные ресницы ее как будто вздрагивают и мигают, как бы приподнимаются, и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски-подмигивающий глазок, точно девочка не спит и притворяется. Да, так и есть: ее губки раздвигаются в улыбку; кончики губок вздрагивают, как бы еще сдерживаясь. Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже смех, явный смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском лице; это разврат, это лицо камелии, нахальное лицо продажной камелии из француженок. Вот, уже совсем не таясь, открываются оба глаза: они обводят его огненным и бесстыдным взглядом, они зовут его, смеются... Что-то бесконечно безобразное и оскорбительное было в этом смехе, в этих глазах, во всей этой мерзости в лице ребенка. "Как! пятилетняя!.. - прошептал в настоящем ужасе Свидригайлов, - это... что ж это такое?" Но вот она уже совсем поворачивается к нему всем пылающим личиком, простирает руки... "А, проклятая"! - вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку... Но в ту же минуту проснулся.

Он на той же постели, также закутанный в одеяло; свеча не зажжена, а уж в окнах белеет полный день.

"Кошемар во всю ночь!" Он злобно приподнялся, чувствуя, что весь разбит; кости его болели. На дворе совершенно густой туман и ничего разглядеть нельзя. Час пятый в исходе; проспал! Он встал и надел свою жакетку и пальто, еще сырые. Нащупав в кармане револьвер, он вынул его и поправил капсюль; потом сел, вынул из кармана записную книжку и на заглавном, самом заметном листке, написал крупно несколько строк. Перечитав их, он задумался, облокотясь на стол. Револьвер и записная книжка лежали тут же, у локтя. Проснувшиеся мухи лепились на нетронутую порцию телятины, стоявшую тут же на столе. Он долго смотрел на них и, наконец, свободною правою рукой начал ловить одну муху. Долго истощался он в усилиях, но никак не мог поймать. Наконец, поймав себя на этом интересном занятии, очнулся, вздрогнул, встал и решительно пошел из комнаты. Через минуту он был на улице.

Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве. Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты и, наконец, тот самый куст... С досадой стал он рассматривать дома, чтобы думать о чем-нибудь другом. Ни прохожего, ни извозчика не встречалось по проспекту. Уныло и грязно смотрели ярко-желтые деревянные домики с закрытыми ставнями. Холод и сырость прохватывали все его тело, и его стало знобить. Изредка он натыкался на лавочные и овощные вывески и каждую тщательно прочитывал. Вот уже кончилась деревянная мостовая. Он уже поравнялся с большим каменным домом. Грязная, издрогшая собачонка, с поджатым хвостом, перебежала ему дорогу. Какой-то мертво-пьяный, в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара. Он поглядел на него и пошел далее. Высокая каланча мелькнула ему влево. "Ба! - подумал он, - да вот и место, зачем на Петровский? По крайней мере при официальном свидетеле..." Он чуть не усмехнулся этой новой мысли и поворотил в -скую улицу. Тут-то стоял большой дом с каланчой. У запертых больших ворот дома стоял, прислонясь к ним плечом, небольшой человечек, закутанный в серое солдатское пальто и в медной ахиллесовской каске. Дремлющим взглядом, холодно покосился он на подошедшего Свидригайлова. На лице его виднелась та вековечная брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения лицах еврейского племени. Оба они, Свидригайлов и Ахиллес, несколько времени, молча, рассматривали один другого. Ахиллесу наконец показалось непорядком, что человек не пьян, а стоит перед ним в трех шагах, глядит в упор и ничего не говорит.

А-зе, сто-зе вам и здеся на-а-до? - проговорил он, все еще не шевелясь и не изменяя своего положения.

Да ничего, брат, здравствуй! - ответил Свидригайлов.

Здеся не места.

Я, брат, еду в чужие краи.

В чужие краи?

В Америку.

В Америку?

Свидригайлов вынул револьвер и взвел курок. Ахиллес приподнял брови.

А-зе, сто-зе, эти сутки (шутки) здеся не места!

Да почему же бы и не место?

А потому-зе, сто не места.

Ну, брат, это все равно. Место хорошее; коли тебя станут спрашивать, так и отвечай, что поехал, дескать, в Америку.

Он приставил револьвер к своему правому виску.

А-зе здеся нельзя, здеся не места! - встрепенулся Ахиллес, расширяя все больше и больше зрачки.

Свидригайлов спустил курок.